Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том третий

– Остынь. Оглядись. Расслабься. Ничего этого в будущем больше не будет. Ни этой странной, но такой удобной смены светлой и темной части круга, ни еды, которой в первые круги стыдились обжираться, а потом привыкли – брали один за другим сладкие, тающие во рту «фрукты» и «ягоды», не отводя глаз от те-ле-ви-зо-ра. Ни-че-го!

Будут только солнце, бескрайние пастбища родного, оранжевого цвета, да опасности – сверху, и снизу. Со всех сторон.

Но это была его жизнь, и рано или поздно Дуб в нее вернется. С танком, или без – но вернется. Непременно. А пока… Он действительно сам расслабился, и людям своим позволил, оправдав свой непростительный прежде поступок вполне уважительной причиной:

– Так ведь шторм снаружи. Куда пойдешь? Вот закончится, и тогда я… тогда мы!

Шторм он неведомым образом чувствовал. Считал круги, и ждал. Не дождался! Тревога пришла раньше. Словно овца или корова сверху, или червяк снизу этой огромной пещеры правильной формы, в которой их заточили (чего уж там – надо смотреть правде в глаза) бьются, не в силах передать какую-то весть. Наконец, он не выдержал – подошел медленно, и вальяжно, как надлежало вождю могучего племени – к охотнику, страдающему от безделья (тот сразу направил на него какую-то штуковину из металла и дерева; явно оружие, хотя колющих и режущих частей не было видно), и остановился перед ним – таким мелким, но не выказывающим ни капли страха. Одобрительно кивнув, Дуб пророкотал, постаравшись придать своему голосу властности:

– Вели позвать самого главного из ваших.

– Это товарища полковника, что ли?

– Да, Полковника Кудрявцева, – медленно, чуть ли не по слогам протянул вождь.

– Сейчас доложу.

Он вытянул из кармана черную коробочку и прошептал в нее какое-то заклинание. И почти сразу же дверь распахнулась; не очень широко – так, что в нее скользнул Хо-ло-дов, которому охотник и доложил:

– Товарищ сержант, – этот вот товарища полковника требует.

– Хорошо, Мао, я разберусь.

Только теперь Виталька всмотрелся в круглое личико охотника; признал его, ругая себя в душе за невнимательность, за непростительную расслабленность. Парень действительно был очень похож на вождя китаез; точнее – на его внука, лицо в лицо. Только выражение лица у этого, у местного, было спокойным, заполненным какой-то внутренней уверенностью, даже силой. У «домашнего» Мао, которого Дубу, скорее всего, не суждено было увидеть, физиономия была всегда заполнена спесью. Лишь однажды Виталька видел его испуганным, заполненным страхом и плаксивостью, когда ему выкручивали ухо за какую-то провинность. Он же, Дуб, и выкручивал. А потом ждал, когда его разъяренный дед вступится за внука, полезет в драку. Не полез. За что и заслужил презрение вождя русов – на все оставшиеся круги.

– Мои. Оставшиеся, – горько усмехнулся Дуб.

В лице Холодова, кстати, тревоги и горечи было, пожалуй, еще больше. Может, поэтому он смог передать посредством своей черной коробочки горячее нетерпение Витальки. Теперь оставалось только ждать. И готовиться. Впрочем, ни о какой подготовки без того же Полковника речи не шло.

– А вот и он, – дружно вздохнули вождь и Холодов; оба облегченно.

А здешний вождь даже не стал выслушивать Витальку до конца – почти сразу кивнул:

– Что тебе для этого надо?

А ведь Дуб даже не успел объяснить, что ему надо вырваться за пределы этих давящих стен; увидеть солнце – пусть затянутое тяжелыми тучами, плюющимися холодным дождем.

– Немного, – торопливо (сам удивляясь такой поспешности, и готовности вывернуть душу перед полковником) воскликнул Виталька, – взять из «Железного Капута» по паре шкур и другую одежду. Вместо этой.

Он с видимой брезгливостью, и затаенной завистливой тоской – удобная же ведь, что не говори – потрепал за рукав одежды, выданной взамен их привычной.

Полковник повернулся к Холодову, и тот пожал плечами:

– Сожгли. Согласно инструкции.

Что такое таинственная «инструкция», Виталька не знал. Но предположил, что это что-то, не уступающее общим законом племен. Потому что Полковник явно склонил голову перед ней.

– Хорошо, – поднял голову полковник, – пойдем.

Пошли целой толпой. Со стороны русов – все шестеро; от местного племени – их вождь и двое хмурых сопровождающих; один из которых – раньше улыбавшийся во всю физиономию, а теперь глядевший на Витальку, как на червя, скрещенного с коровой. Холодов не пошел – побежал. После команды Полковника: «Сержант, гони сюда „Варяг“. С тем же экипажем».

Сам Полковник легко запрыгнул на гусеницу «Железного капута», и так же легко, почти небрежно, откинул верхний люк. Обрадованный вождь полез следом. И задержался внутри чуть больше необходимого. Не сравнивал привычные, но такие неудобные подробности своего быта с тем, чем пользовался последние несколько кругов. Он словно набирался духом перед действом, о котором пока не знал, но уже страшился.

Наконец, наружу полетели шкуры и связки запасной одежды. Сам вождь переоделся здесь же, в железной теснине танка. Еще он подавил в себе ребяческое желание взять в руки тяжелый глиняный бочонок со спящими внутри «жужжащими стрелами смерти», и выкинуть его наружу. А потом высунуть голову из люка, и полюбоваться на то, как хозяева с воплями носятся по огромному залу, хлопая ладонями по собственным задницам. Почему-то жужжащие убийцы начитали убивать жертвы именно с этой части тела. И неизвестно, что заставило его руку, уже протянувшуюся было к ближайшему бочонку, остановиться – стальная практичность вождя, или понимание того, что Полковник справится с этой ситуацией. Справится. Непонятно как, но наверняка блестяще.

Наконец, Виталька спрыгнул на ровный пол зала – в тот момент, когда в открывшиеся ворота с негромким хрустом больших круглых штук, заменявших здешнему «танку» гусеницы, въехал тот самый «Варяг».

– Прошу, – протянул руку в сторону открывшейся дверцы «Варяга» Полковник, – прокатим с ветерком.

Последнее вождь понял совсем скоро – когда «Варяг», чуть увеличивший громкость, стремительно пролетел внутренности громадной пещеры; практически не остановился в воротах, и замер, лишь промчавшись достаточно далеко. Снаружи на шестерку русов и трех выскользнувших за ними любопытствующих, закрывших лица прозрачной защитой, обрушился тот самый ветер, и косые струи дождя. Но вождь, и его парни развернули плечи: подняли кверху руки (один – Ерш – полторы вместо двух), и замерли, благодаря за жизнь и все сущее солнце, которое чувствовали даже сквозь тяжелые черные тучи.

– У тебя ровно полчаса, – прервал его медитацию Полковник – единственный из тройки открывший свое лицо, – доказать, что мы не зря приехали сюда.