Иван Паластров - Когда-то в той жизни

– Медведь, – прохрипел Солдат, – медведь напал на меня, даже не знаю, как ещё жив остался. Крепко он меня помял, наверное рёбра сломал, хорошо нож успел вытащить, а то бы хана.

Грач молча вытирал кровь, у него тряслись губы, он не мог сказать ничего, наконец выдавил из себя:

– Молчи, потом расскажешь. Идти можешь?

– Попробую, но вряд ли… в груди болит всё… помощь нужна… ты иди за помощью, я полежу здесь. Дождусь поди, закурить дай, сигареты-то я купил, это он меня на обратном пути подстерёг, – прохрипел Солдат.

Грач огляделся и увидел сетку с блоками сигарет, валявшуюся в нескольких метрах, дал сигарету другу.

Осмотрел тушу медведя. Медведь лежал горой, на одной лапе была затянута петля из тонкого, стального тросика.

– Понятно, чего он на тебя напал, безлапый он, видать в петлю попал, да ушёл вместе с колодой, которую потерял, – сказал он после осмотра медведя. – Тебя я не оставлю – на запах крови может зверьё прийти – росомаха или волки, они и тебя за одно разорвут, как конкурента. Если нужно – понесу на себе.

Грач помог подняться на ноги другу и они потихоньку пошли в сторону полигона. Через несколько часов они пришли к вагончику. Вся смена собралась и стали думать, что делать с раненым – нужно кому-то идти в поселок за помощью. Идти вызвался Семёныч, заодно и домой заглянуть, из всех он один был семейным. Но идти не пришлось – на макушке перевала, со стороны посёлка, показался вездеход и тут же скрылся в лиственничном лесу.

– Ну вот и идти не нужно, помощь уже идёт.

Вездеход, переехав ручей, остановился возле вагончика. Из кабины вылез начальник участка. Солдата отправили в поселковый медпункт, где его осмотрела врач, сшила и смазала царапины йодом, туго перевязала и сказала:

– Сломаны три ребра, походишь с тугой повязкой, срастутся. Царапины глубокие, останутся шрамы, но они, как известно, украшают мужчину. Счастливый ты, Лёша, второй раз родился, долго жить будешь. Друг у тебя хороший, настоящий.

Толян закинул за спину пустой рюкзак, на шею повесил ружьё и вышел из своего домика. Жил он в маленьком поселке «Ангарка», в котором была гостиница для водителей дальнобойщиков, завозивших по зимнику груз на прииск с морпорта «Зелёный мыс», что в устье Колымы. Зимой работал кочегаром в небольшой котельной, летом занимался ремонтом и ловил рыбу в Большом Анюе впрок. Магазина в посёлке не было и всё, что было нужно, он покупал в приисковом магазине, добираясь до него на попутках, которые ходили часто. Не брал только хлеб, который пёк сам и считал, что его лепёшки вкуснее, чем хлеб на прииске. Мясо он тоже не покупал – ходил зимой на охоту на сохатого или дикого оленя. На лето солил или варил тушенку.

Толян вышел рано. На небе горели звёзды, и светила луна, освещая сопки и деревья – в жёлтом свете они казались таинственными. Он решил сходить за мясом сохатого. Он завалил его пару дней назад, мясо за раз унести не смог и половину затащил на лабаз, сделанный на скорую руку между трёх, рядом растущих, лиственниц. Одев подбитые мехом оленя широкие лыжи, Толян ходко пошёл по старой лыжне. От мороза изо рта валил пар, превращаясь в мельчайшие льдинки, намерзая на усах, бороде и бровях. Под лыжами поскрипывал снег. Когда он дошёл до места, стало светлее, начался рассвет, зимой он начинался поздно. На снегу он увидел свежие следы.

– Росомаха, вот зараза, учуяла всё-таки, – выругался он в сердцах и пошёл осторожнее, всматриваясь в кусты. «От этой обжоры всё можно ждать, может и напасть, защищая добычу», – думал он, осторожно продвигаясь вперед. Толян увидел росомаху на лабазе, терзающую замерзшие куски мяса. Охотника она почуяла давно, но не обратила на него никакого внимания, продолжая откусывать огромные куски. Увидев Толяна – зарычала, оскалив свои страшные клыки, она не хотела делиться добычей. Толян снял ружье, зарядил патрон с картечью, и, подойдя ближе, чтобы наверняка не промазать, нажал на курок… выстрела не было. Росомаха, услышав щелчок ружья, прыгнула сверху на Толяна и схватила ствол ружья клыками. Охотник не растерялся, снова быстро взвел курок и нажал на спуск. Грохнул выстрел – зверь отлетел назад к лиственницам и упал замертво с оскаленной пастью. Толян вытер с вспотевшего лба пот и сказал:

– Вот зараза, сколько мяса мне изгадила.

Росомахи метят свою добычу мочой, которая так воняет, что невозможно дышать. «Ладно, раскидаю, пусть у зверья будет праздник, если не побоятся запаха росомахи». С ней никто не хотел связываться, из-за её свирепости и ужасных клыков. Толян освежевал тушу зверя, шкура пригодится, залез на лабаз и скинул остатки мяса на утоптанный росомахой снег, затем, надев лыжи, отправился домой. Вышел из леса в большую долину, по которой протекал ручей, зимой он был под снегом. Только по мелким кустам карликовой березки можно было понять о ручье, который там тёк.

Снег был чисто-белым, не тронутым. Из-за макушки сопки показалось солнце. Оно выглянуло всего на несколько минут и обратно ушло за сопку до следующего дня, но этого хватило, чтобы осветить всю долину розовым светом. Толян остановился и с изумлением смотрел на эту красоту: розовым было всё – снег и сопки, даже куропатки, бегающие в кустах березняка, были не белыми, а розовыми. Он мог настрелять куропаток, эта глупая птица не улетала после выстрела, а просто взлетала и садилась опять, но Толян не стал этого делать, так заворожил его это чудо природы. «Пусть живут, сегодня они красивые». Солнце ушло за сопку. Толян двинулся дальше в сторону поселка. Он не жалел испорченного росомахой мяса, зато он добыл её шкуру и видел чудо – розовых куропаток.

Леший Серёга выкинул из салона вертолёта рюкзак, затем спрыгнул сам. Он прилетел на попутном рейсе из района на бывший прииск, где он когда-то со звеном рабочих проводил изыскания. Они били шурфы, то есть копали узкие колодцы до коренных пород, промывали вынутые пески и таким образом узнавали о содержании золота. Я не буду описывать, как это делается, это другая история. Серёга прилетал сюда уже не первый раз, он знал всё, что и где разведано, и мыл на одном ручье уже третий сезон. Пески были с хорошим содержанием золота – в прошлые два сезона он хорошо намыл и неплохо заработал, сдав намытое золото государству. Он был старателем одиночкой. Три года тому назад он ушёл из старательской артели, потому что им не заплатили, и решил стараться один. Где-то на материке у него была семья, которую он содержал, хотя с женой не жил. Она с детьми улетела на материк, как только закрыли прииск. Серёга же остался, решил попытать старательского счастья, да так и не собрался улететь на материк к семье. Жил он зимой в районном посёлке с одной женщиной, работавшей в администрации района.