Владимир Положенцев - Правда гончих псов. Виртуальные приключения в эпоху Ивана Грозного и Бориса Годунова

– Пойдите прочь.

Изба тут же опустела от слуг. В дверях на время застыл сотник Лопухин, но и он выскочил наружу по кивку боярина.

Оба некоторое время смотрели друг на друга, будто пытались разглядеть подвох в глазах. Первым начал говорить Скуратов:

– Земство на твоей стороне, князь. И в опричнине теперь нет единства. Иван собирается просить у англицкой Елизаветы убежища.

– Братцу верить всё одно, что волку в лесу. Недаром на ваших опричных лошадей головы да хвосты волчьи понавесил. На твоем коне не замечал, брезгуешь? Тоже ведь душегубец.

– Как есть душегубец, – согласился Малюта. – Только давай не станем бодаться. На тебе ить тоже зла немало. И родную мать не пожалел, поступился, в монастырь отдал, лишь бы самому живота не лишиться.

– Матушка Ефросинья самолично решила в Горицкую обитель податься.

– Ну да, ну да, – ухмыльнулся Григорий Лукьянович. – Ладно, знаю, что это она тебя тогда на заговор подбила. Не на тех положился, князь, не на тех. Ивану, конечно, верить нельзя. В прошлом годе, когда только обосновался в Александровой слободе, уже отрекался. Кто обрадовался, тот головы и не снёс – Петрушка Головин, Димка Шеверёв, Никитка Ховрин, эх…

– Ты ж, поди, головы и рубил.

– А куда деваться? Я и рубил.

– Вот потому и интересуюсь – чем же тебе, сердечному, царь не угодил?

Князь с явной издевкой произнес слово «сердечному», налил анисовой, перекрестившись, выпил. Неловко получилось. Часть водки пролилась на меховую накидку. Отряхнулся, выпил ещё, на этот раз проворно, продолжил:

– Из захудалых дворян в первые заплечники тебя произвел, боярином пожаловал. А ты козни супротив него замышляешь.

Малюта тоже хлебнул вина, отер бороду рукавом.

– Рюрик княжество русское создал, а он его нещадно разрушает. На Новгород собирается. Пожечь хочет. Я ведь родом с Волхова.

– Не пойму. То к англицкой королеве, то на Новгород. Совсем Иван рассудка лишился. Или что-то темнит?

– Темнил Василий II, потому как слеп был. А у этого ум ясный, спорый. Недаром любит в шахматы играть. Выдвинет под удар слона и ждет что будет. Ты хвать его – и в западне. А я что знаю, то и сказываю. Думаешь, ежели я главный опричник, он мне каждый день, будто попу исповедуется? Ха. Я для него такой же холоп, как и все. Да-а… Тебя и новгородцы хотят государем видеть. Стонут от Ивана. Все Российское царство стонет. Так-то.

– Знаю, все знаю! – обхватил вдруг голову Владимир Андреевич. – Новгород с отчаяния готов и польскому королю поклониться. Этот кровопийца не успокоится, пока всех в могилу не сведет. Собрать бы доброе войско! А что Курбский, ты с ним виделся?

– Встречался. Андрей хитер. Возле Полоцка крутится, а дальше не идет. Король Сигизмунд большую армию ему не дает. Хоть и привечает, да побаивается. Вдруг он лазутчик Иванов и против него шляхту повернет.

– Так что Курбский-то говорит?

Малюта встал, подошел к рыцарским доспехам, вынул из стойки длинный стальной меч. Он оказался такого же размера, что и Скуратов. Легко им взмахнул, сделал выпад в сторону князя. Расхохотался, глядя на испуг Владимира Андреевича. Вдруг отбросил старинный клинок в сторону. Тот с грохотом ударился о ливонский панцирь, прибитый к стене, вместе с ним упал на пол. В дверь просунул голову Лопухин. Рядом замелькала рыжая шевелюра Бакуни. Малюта показал им кулак и дверь тут же захлопнулась.

– Предатель он и есть предатель, – наконец сказал Малюта. – На Курбского нельзя полагаться. И что от него сейчас толку? Ну, приведет он польское войско, многие бояре сами ему кремлевские ворота откроют. Ну, станет Сигизмунд королем московским. Иван теперь не устоит. Думаешь, о тебе вспомнят? Хотя нет, вспомнят, первому голову снесут. Весь род Рюриковичей изничтожат. То мечта ляхов. А без Рюриков не было Руси и не будет.

Князь внимательно взглянул на Малюту. Верить в его искренность или нет? Все же однажды Скуратов его голову спас, да и выхода другого нет, приходится верить.

– Что же предлагаешь, Григорий Лукьянович? – тихо спросил он.

– Самим извести царя и немедля. Ты вот что, князь. Езжай в Александрову слободу и… донеси на себя. Упади в ноги Ивану – мол, поддался уговору земских бояр убить тебя, государь, вступил в сговор. Сдай хотя бы вон окольничего Ваську Чёрного-Копытина с людишками, от него все одно проку нет. Скажи, он главный проходимец и есть.

– Зачем?

– Получишь расположение царя. Он же тебя в Романов сбагрил, а так рядом с ним, в Слободе побудешь. Его повар Малява жадный, как бес, за полушку змею оближет. А уж за 50 рублев…

– При чем здесь повар?

Малюта оторвал бок стерляди, жирными пальцами отправил его в рот. Рыбья густая слизь стала падать с бороды на кафтан, вытирал его рукавом. Ел аппетитно, с причмокиванием, как будто не деловой разговор был между ним и князем, а дружеская посиделка.

В очередной раз насытившись, рыгнул, запил малиновым медом.

– Бакуня! – позвал он.

В тот же миг перед столом вырос верный слуга, такой же огненно рыжий, как и его хозяин.

– Тащи сюда подарочек Курбского, – приказал Скуратов.

Бакуня исчез и довольно скоро вернулся. В руках он держал маленькую серебряную коробочку.

– Уйди.

Когда тиун пропал, Малюта положил коробицу перед князем.

– Передашь это повару.

Владимир Андреевич сощурился. Он был далеко не глуп, сразу понял что внутри. Скуратов уловил его мысли, кивнул:

– Венецианский яд. Им в свое время всех местных дожей перетравили. Действует не сразу, через седмицу, но наверняка.

– Что же сам не передашь?

– Малява на меня зуб имеет, я его супружницу иногда тискаю. Хороша баба, дураку досталась. Может со злости и донести.

– Боязно, Григорий Лукьянович.

– Ну тогда и сиди в своем Романове дурак дураком! – вспылил Скуратов. – А когда Ивашку изведем без тебя, ни на что не рассчитывай.

– Сам что ли царем станешь?

– Молю тя… Куда нам, – осклабился Скуратов. – Выдам, к примеру, свою среднюю Марию или Катьку младшую за Димку Шуйского. Шуйские ведь тоже Рюриковичи.

– Все просчитал.

– А то! Без этого нельзя. Так согласен что ли?

В земляной избе повисла тишина. Только щелкали жиром толстые свечи, да скреблись за дубовыми стенами мыши.

– А ежели смута начнется? – сокрушенно помотал головой Старицкий.

– Непременно начнется, – потер в предвкушении руки Малюта. – Даже хорошо что начнется. Тут-то нам Андрюшка Курбский и пригодится. Придет с польским отрядом и утихомирит народец. Стрельцов подкупим. Многие из них и сами хотят, как за границей. Взойдешь на престол, словно по облаку небесному. Женишь своего Василия на одной из моих дочерей. Породнимся, Владимир Андреевич! Или брезгуешь с опричником, гончим псом связываться? Смотри, – вдруг зло зыркнул он на князя, – не прогадай.