Виктор Бычков - Забудь обратную дорогу. Остросюжетная литература

Но не тут-то было! Не на того нарвался. Уж, что-что, а Сашка оказался проворней твари. Так что, у скорпиона шансов не было от слова совсем.

Удовольствие от изучения твари лейтенант решил не откладывать на потом, а занялся этим познавательным делом сразу же.

В этом ему добровольно взялся помочь старшина роты прапорщик Смирнов.

– Интересно, – философствовал старшина, – если приготовить это благородное животное во фритюре, ты бы съел, Сан Степаныч? Допустим, под пивко?

– Нет, я люблю вяленых, – изрёк Сашка, приноравливаясь насадить скорпиона на сапожное шило, которым его вооружил прапорщик Смирнов в качестве хирургического инструмента.

Вокруг собрались солдаты, и тоже с интересом наблюдали. Правда, советов не давали.

Пока.

Оказывается, подопытный имел панцирь, и шило скользило по спине, не желало пронзать извивающуюся тварь, которая, напротив, норовила вонзить свои иголки в руку исследователя.

– Может, товарищ лейтенант, его током шарахнуть от аккумулятора? – подал идею рядовой Жилин.

– Нет, нельзя, – авторитетно заметил рядовой Маршков.

– Ты-то откуда знаешь, что нельзя? – стоял на своём Жилин.

– Светится будет, – глубокомысленно изрёк Маршков.

– Знатоки, итить в раз туды, – заругался старшина. – Вот сейчас вам в трусы скорпиона, тогда узнаете.

– А зачем? – невинным тоном спросил Жилин.

– Возбуждает, – авторитетно заявил старшина.

– Это из собственного опыта? – поинтересовался Епишкин, который к этому времени всё же нанизал скорпиона на шило.

Закончить исследование членистоногого существа помешала команда строиться на завтрак.

Если с утра ещё жить можно, жара не очень, то уж к обеду она предстаёт во всей красе: жарит неимоверно. Недаром до шестнадцати часов наступает тихий час, жизнь замирает в гарнизоне.

Если простыню смочить в ведре воды, а затем, не отжимая, укрыться ею, то можно спокойно уснуть и поспать минут пятнадцать, двадцать. Потом, правда, простыня высохнет, а ты будешь весь в поту. О сне не может быть и речи.

А если забрать из каптёрки у старшины прапорщика Смирнова Николая Васильевича настольный электрический вентилятор, который тот зажилил, то можно поспать и всю ночь.

Но, сволочь, не даёт! И делиться не хочет. А жара в палатке такая, что дышать невозможно.

– Сан Степаныч! Перебирайся ко мне в каптёрку, – старшина в который уж раз пытается уговорить молодого лейтенанта:

– У меня здесь тишь и благодать. И вентилятор есть. Коечку я уже для тебя поставил, бельишко новёхонькое, то да сё. Тумбочку прикроватную новую, со склада. Но, главное, вентилятор! Он молотит как добрый компрессор с кондиционером вместе взятые. Благода-а-а-ать!

Ну-у, это уже запрещённый приём, удар ниже пояса.

Однако, лейтенант Епишкин не соглашается, и не сдаётся. У него есть железные контраргументы. Да и принципы в отношениях между людьми никто не отменял. А Сашка считает себя принципиальным.

– И мыши у тебя есть, и портянками воняет. А ещё коробка сигарет стоит на входе в каптёрку. От неё вонища, как от табачной фабрики. Лучше ты ко мне в палатку переселяйся.

– Зато у меня есть кипятильник! Мигом можно чай вскипятить. Или запарить в банке верблюжью колючку. Пей – хоть лопни!

– А у меня примус! – стоит на своём Епишкин. – Можно жаркое по-домашнему одной левой приготовить.

– А мне Димедрол ёжика притащил. Сейчас с мышами будет на счёт раз покончено.

Кстати, Димедрол – это не таблетки, не лекарство, это рядовой Демидов. Помощник старшины. Серёжей родители нарекли когда-то. Шустрый малый. А сейчас сирота. Воспитывался с бабушкой. Бабушка старенькая. И зачем единственного внука призвали в армии, – уму непостижимо. И, тем более, направили в Афганистан.

Сашка сидит на лавочке в тени казармы. Рядом с ним расположился старшина роты прапорщик Смирнов.

Препираются.

– Ну, так как, Сан Степаныч? Убедил я тебя? Чего ты ломаешься, как сдобный пряник?

– А ты храпишь, Коля Вася, – нанёс удар под дых собеседнику Сашка. – Хуже вертолёта рычишь во сне.

– А-а-а, – Смирнов немного замешкался, подбирая оправдания, но ничего иного не нашёл, как обвинить лейтенанта в том же пороке:

– А ты и сам храпишь, что даже я в каптёрке просыпаюсь от твоего храпа. Вот!

– Не ври, Коля Вася, – отмахнулся Сашка. – Я лицом вниз сплю, в отличие от некоторых.

Коля Вася – это Николай Васильевич. Его так за глаза зовут солдаты аэродромной роты. А Сашка и командир роты капитан Кравцов – в глаза.

Старшина вроде как и не обижается. Да и как обижаться, если в воинском коллективе приклеилась к кому-то какая-то кличка, то всё, это навсегда. Об этом знает не только старшина, но и каждый боец, каждый офицер роты. Впрочем, для любого мужского коллектива это знакомая и обычная практика.

У лейтенанта Епишкина две клички: «Седой» и «Пишка». Сашка не обижается. Ибо не обидно. Одна кличка от цвета волос, а вторая – производная от фамилии. Так что, ничего страшного и обидного нет. Ротного солдаты за глаза зовут «Кравой». Потому как фамилия его Кравцов.

В батальоне есть один товарищ, что его кличку произносить стыдно. Хотя фамилия – вполне себе нормальная – Иванов. А вот заслужил кличку – и не отмыться. Потому как носитель этой благородной фамилии заработал репутацию, скажем мягко, рохли. Что в мужских коллективах не ценится.

Поразительная страна Афганистан!

Вон, горы. Их название – Чагай. Это часть гор Гиндукуша, его отроги.

Кажется, протяни руку, и можешь потрогать или погладить их шершавые гранитные бока. Ан, нет! До гор от казармы отдельного батальона аэродромно-технического обеспечения ого-го сколько километров будет. Рук не хватит дотянуться. Это видимость такая, иллюзорная, обман зрения. Кажется, что рядом, а на самом деле очень далеко. Хотя, когда наши бомбардировщики отрабатывали по душманам на склоне гор третьего дня, так и рёв самолётов, и взрывы бомб видно и слышно было, словно за стенкой палатки. Такая слышимость. И видимость тоже. Ибо воздух чист до безобразия, и раскалён под солнцем до марева.

В первые дни пребывания в Афганистане Сашка несколько раз пытался ставить босую ногу на песок, так сразу же одёргивал: печёт! Однажды положил свежее куриное яйцо, тоже хотел опровергнуть или подтвердить экспериментально расхожее мнение, что, мол, можно сварить яйцо в песке под Кандагаром.

Враки всё! Почти два часа пролежало яичко, а белок лишь чуточку изменил свой цвет и консистенцию. А вот ногу обжечь можно. Это правда, по крайней мере, ходить босиком по песку нежелательно.

И жарища – неимоверная! Всё-таки тут пустыня Регистан со всеми её причудами, живностью, песками и жарой.

Что ещё удивило Сашку, так это колодец у его палатки. Даже не колодец, а четырёхугольная яма, заполненная водой.