Эрл Гарднер - Оскал гориллы

– Ну, предположим, только для того, чтобы поддержать разговор, что это так. И что дальше?

– Вот именно это мне и нужно выяснить.

– Честно говоря, меня тревожит нечто, что может оказать серьезное влияние на судьбу вашей клиентки.

– Вы, разумеется, не собираетесь всерьез выдвигать теорию о том, что Джозефина Кемптон убила Элен Кэдмас?

– Я не высказывал подобных обвинений.

– Вы не сказали этого прямо, – возразил Мейсон, – но это именно то, чем вы хотите нас напугать – так некоторые вытаскивают чертика на ниточке и трясут им перед носом у ребенка.

– Я просто хотел, чтобы вы осознали – вашей клиентке необходимо со мной сотрудничать.

– Разумеется, – сказал Мейсон, – мы не намерены стоять в стороне, в то время как вы пытаетесь повесить убийство на нашу клиентку.

– Я не собираюсь вешать на нее убийство, если она будет со мной сотрудничать. Я обещаю вам, господа, что никогда ни единого слова не передам полиции, что бы мне ни стало известно. В конце концов, – продолжал Хардвик, – нам совершенно незачем занимать антагонистические позиции. Мне нужно узнать всего лишь две вещи и...

– Две вещи? – перебил его Мейсон.

– Совершенно верно.

– Мне показалось, что речь шла всего об одной.

– Но вы ведь не дождались, пока я закончу. Мне нужно поговорить наедине с вашим клиентом, и мне нужны те самые дневники Элен Кэдмас.

Мейсон покачал головой.

– В обмен на которые, – продолжал Хардвик, – вы можете рассчитывать на мое полное сотрудничество с вами на всех стадиях процесса.

– К черту всю эту вашу сладкоречивую дипломатию, – сказал Мейсон. Если говорить прямо, то вы пришли нас шантажировать. Вам нужны дневники Кэдмас, и вам нужно, чтобы миссис Кемптон таскала для вас орешки из огня. А если она откажется это делать, вы собираетесь повесить на нее убийство Кэдмас.

– Мистер Мейсон!

– Но, – продолжал Мейсон, – вы не на тех напали.

– Мистер Мейсон, я всего лишь сказал, что вы можете сделать две вещи, которые принесут вашей клиентке огромную пользу. В конце концов, вы знаете, что я могу добиться того, что мне нужно, гораздо проще – мне достаточно пойти в полицию. Но тогда все это появится в прессе.

– Это верно, – сказал Мейсон, – полиция может добиваться любых сведений, черт возьми, и в газетах они могут публиковать все, что им взбредет в голову. Ну а мы можем посоветовать нашей клиентке не отвечать ни на какие вопросы.

Хардвик встал.

– Теперь я должен еще кое-что сообщить вам, джентльмены, – сказал он, – я получил телеграмму из Австралии от брата Бенджамина Эддикса.

– Прекрасно.

– Я отправил телеграмму по единственному адресу, который мне был известен, сразу, как только мне сообщили о смерти Бенджамина, и в ответ пришла телеграмма с соболезнованиями. Затем, как только я узнал о завещании, я телеграфировал ему, кратко изложив в общих чертах волю покойного.

– И вы получили от него ответ, – сказал Мейсон, – с требованием оспорить выплату любых денег Джозефине Кемптон, поскольку она виновна в убийстве и, следовательно, по закону ей ничего из наследства достаться не может, какие бы распоряжения ни содержались в завещании?

– Таких телеграмм я пока еще не получал. Я получил телеграмму, в которой содержится указание зарегистрировать завещание для официального утверждения и представлять его интересы, используя весь мой опыт.

– Ну ничего, вы еще получите такую телеграмму, – сказал Мейсон, – и даже в том случае, если вы ее не получите, то как юрист, озабоченный защитой интересов своего клиента, вы обратите его внимание на это положение закона и объясните ему, что если Джозефина Кемптон будет осуждена за убийство, то он выгадает сумму в пятьдесят тысяч долларов.

– По некоторым соображениям мой клиент, возможно, пожелает воздержаться от предъявления таких требований.

– Вы ему объясните, что он имеет право использовать этот факт?

– А что бы вы сделали, если бы вы были на моем месте? – спросил Хардвик.

– Я бы, конечно, объяснил ему, – сказал Мейсон. – Ну а теперь я вам задам один вопрос. Как бы поступили вы, если бы были адвокатом, представляющим Джозефину Кемптон и некий другой адвокат, явно заинтересованный в ее осуждении за убийство Бенджамина Эддикса, хотел бы порасспросить ее наедине, чтобы посмотреть, не найдется ли удобный повод повесить на нее еще одно убийство?

– Если бы я был уверен наверняка в правоте своих рассуждений, сказал Хардвик, – а вы не уверены, то сумел бы решить, что именно пойдет ей на пользу, и дал бы в соответствии с этим ей рекомендации.

– Или выкладывайте все карты на стол, – потребовал Мейсон, – или идите к черту.

– Вы упорствуете там, где это совершенно не нужно, – холодно сказал Хардвик. – Я-то к черту не пойду, а вот ваша клиентка отправится к чертям в преисподнюю, и довольно скоро.

И он с гордым видом вышел из комнаты.

– Боже мой, – воскликнул Этна, – вы же его фактически оскорбили, мистер Мейсон!

Глаза Мейсона сузились:

– Он рассказал нам кое-что полезное, и он подозревает что-то такое, о чем мы даже не имеем пока представления.

– Разумеется, – сказал Этна, – ему известна вся подноготная – та информация, которой мы не располагаем, и это дает ему огромное преимущество.

– Отлично, – сказал Мейсон, – вот пусть он и попытается сохранить ее в тайне. Начались гонки. Мы неважно стартовали, но у нас выше скорость. Он повернулся к Делле Стрит: – Соедини меня с Полом Дрейком, Делла.

Когда Делла Стрит кивнула, Мейсон взял трубку и сказал:

– Пол, я участвую в крысиных бегах. Мне нужно действовать очень быстро. Элен Кэдмас знала о Бенджамине Эддиксе больше, чем кто-либо другой, если не считать личного юриста Эддикса. Ей было известно что-то такое, что беспокоит этого юриста. Я должен знать, что именно. Бенджамин Эддикс был холостяком. Пожилым, но крепким, энергичным, мужественным на вид мужчиной. Нужно найти женщину... Ну черт побери, откуда я знаю, какую женщину? Ту самую женщину. И когда ты получишь все номера, по которым он разговаривал с яхтой, проверь эти номера, и, если там есть номера-телефонов отелей или кемпингов, немедленно посылай туда сыщиков с фотографиями, и выясни, не развлекался ли он там с какой-нибудь красоткой.

Мейсон со стуком швырнул телефонную трубку.

– А вам не кажется, – сказал Джеймс Этна, – что вы делаете слишком поспешные выводы, Мейсон? Все уверяют, что в жизни Эддикса не было никаких женщин.

Герти закрыла и заперла на ключ вход в приемную ровно в пять часов. В половине шестого Делла сложила исходящую переписку в кучу, и Герти помогла ей проштемпелевать конверты. После этого Герти ушла домой.

Делла Стрит прошла в личный кабинет Мейсона.