Майн Рид - Перст судьбы

С намерением оставить там больную лошадь и, если можно, взять себе другую, я направился к небольшому дому, выстроенному в стиле итальянских вилл, с чудной верандой.

Я приблизился к калитке и постучал.

В ожидании, пока откроют, я рассматривал сад и веранду, всю уставленную розами. Очевидно, хозяином этой виллы мог быть только англичанин, немец, француз или итальянец, так как в Южной Америке можно встретить колонистов всех этих национальностей.

Мое любопытство было скоро удовлетворено. На дорожке, ведущей к калитке, показался человек. Густая черная борода, орлиные глаза, нос с горбинкой и чудные зубы ясно указывали в нем итальянца.

Но несмотря на почти черный цвет кожи, выражение его лица было очень симпатичное. На его вопрос, что мне угодно, я на ломаном итальянском языке объяснил ему, что случилось с моей лошадью, и попросил одолжить мне другую, чтобы доехать до моего друга.

Итальянец с удивлением переводил глаза с лошади на меня и затем повернулся к дому.

В ту же минуту дверь отворилась, и на веранде показалась женщина с ангельски красивым лицом.

Она сделала несколько шагов вперед и обратилась к моему собеседнику с вопросом:

— В чем дело, Томассо?

Выслушав рассказ Томассо, она кротко сказала ему:

— Передай иностранцу, что он может оставить здесь свою лошадь и что ему дадут другую. А также прибавь, что я приглашаю его войти в дом и подождать возвращения моего мужа.

Нечего говорить, что я с удовольствием принял это приглашение.

Томассо взял из моих рук повод и повел лошадь в конюшню.

Я был в восторге от моей прекрасной хозяйки и благословлял случай, забросивший меня сюда.

Кто она была? По ее словам — итальянка, но она довольна сносно говорила по-английски и объяснила, что ее муж англичанин.

— Он будет очень рад увидеть вас, — прибавила она, — так как ему редко приходится видеть своих соотечественников. Он с моим отцом и братом Луиджи отправился на охоту на страусов. Он скоро вернется, так как на страусов охотятся только до полудня. А пока не желаете ли посмотреть картины? Некоторые написаны моим мужем, другие — братом Луиджи. Я же пока пойду позаботиться о завтраке для охотников.

Я стал рассматривать картины, изображающие разные сцены из колонистской жизни и могущие занять место в первоклассном музее.

Я не успел еще придти в себя от изумления, как шум голосов привлек меня к окну.

В тени гигантского дерева несколько всадников спешились с лошадей.

Двое из них, очевидно, были слуги или пастухи, а двое других, должно быть, муж и брат Луиджи, которого я тотчас же узнал по ярко выраженному итальянскому типу.

В этот момент на дорожке появилась моя прелестная хозяйка и присоединилась к настояниям своего мужа, уговаривавшего молодого итальянца остаться завтракать.

Через минуту молодые люди входили в комнату.

— Мой муж Генри и мой брат Луиджи, — представила их очаровательная хозяйка.

Она не прибавила больше ничего и, прежде чем я успел назвать свою фамилию, стала им объяснять причину, приведшую меня сюда.

— О, разумеется! — вскричал англичанин, — мы с удовольствием дадим вам лошадь. Но отчего вам не остаться с нами один или два денька, может, за это время и лошадь ваша поправится?

Сказано это было таким приветливым тоном, что я не мог сомневаться в искренности его слов и остался.

Я провел три самых приятных дня моей жизни — часть у Генри, часть у Луиджи, жившего недалеко в другом доме, со своей женой, молодой американкой и почтенным отцом.

Честный Томассо так чудно ухаживал за моей лошадью, что через три дня она, к моему огорчению, совсем выздоровела, и я должен был проститься с моими очаровательными хозяевами, пообещав навестить их еще раз.

До самого моего отъезда я не знал фамилии моего хозяина.

Фамилия отца моей прекрасной хозяйки, синьора Франческо Торреани, переселившегося в Аргентинскую республику, упоминалась при мне несколько раз.

Живя совершенно новой жизнью, полной свободы, мои хозяева ничего не рассказывали о своем прошлом, а мне не доводилось их спрашивать.

Поэтому, как я уже сказал, я прощался с гостеприимным хозяином, не зная даже его имени.

Я заметил, что мой соотечественник избегал разговоров об Англии. Но его манеры, язык, умственное и нравственное развитие — все указывало в нем если не на высокое происхождение, то на прекрасное воспитание. Кто он и откуда?

Мое любопытство было так сильно, что я решился, наконец, его удовлетворить.

— Вы простите меня, — сказал я, — если после такого радушного приема я желал бы узнать ваше имя. Это не любопытство, а просто мне бы хотелось знать, кому я обязан своей благодарностью.

— Это правда, капитан, вы прожили у меня три дня и даже не знаете моего имени; это совсем не в английских привычках. Я прошу меня извинить, я, вспомнив старину, даже преподнесу вам свою визитную карточку. Кажется, у меня еще сохранилось несколько.

Он вернулся в дом и через минуту принес мне старую пожелтевшую карточку. Я поблагодарил, спрятал ее в карман и еще раз простился с гостеприимным хозяином.

Отъехав немного от дома, я не вытерпел, вытащил карточку и прочитал: «Генри Гардинг».

— Прекрасная фамилия, — подумал я. Мне совершенно не пришло в голову, что молодой «estanciero» пампасов мог иметь какое-нибудь отношение к Гардингам из Бичвуда.

Читатель, конечно, удивится моей непонятливости — каким образом я не узнал в Генри Гардинге моего старого знакомого?

Но я должен оговориться, что раньше видел его всего один раз, и то, когда он был мальчиком; мог ли я узнать в человеке с бронзовым лицом и большой бородой, более похожем на итальянца, чем на англичанина и предпочтительно говорящем на итальянском языке, школьника, совершенно мной забытого? Это, пожалуй, могло еще случиться, если бы я раньше узнал его имя.

Прибыв в эстансио моего друга, я нашел его в большой тревоге. Он опасался, не случилось ли со мной какого-либо несчастья.

Я объяснил ему причину моего опоздания и с удовольствием рассказал о гостеприимстве своих новых знакомых. Вдруг мой друг прервал меня вопросом:

— Вы знавали когда-нибудь некоего генерала Гардинга из графства Букс? Он умер пять или шесть лет тому назад.

— Я знавал генерала Гардинга из Бичвуда, но виделся с ним чрезвычайно редко. Он умер действительно пять лет тому назад. Тот ли это самый, не знаю.

— Тот самый, конечно… Как странно!.. Я сам хотел отправиться в эстансио, где вы сейчас были… Хотя мистер Гардинг больше знается с итальянцами-аргентинцами, но мне кажется, он вполне достойный человек.