Томас Майн Рид - Вольные стрелки

Кровь бросилась мне в лицо.

Мария де Мерсед вскочила с своего места, подошла к Дюброску и проговорила вне себя:

– О, если ты осмелишься приблизиться к ним с дурным намерением, я сумею защитить их!.. Довольно одной твоей жертвы... довольно того, что ты погубил меня... Хотя сейчас и нет законов, но я знаю, как наказать такого негодяя, как ты!..

– Жертва! – насмешливо произнес Дюброск. – В чем же состоит твоя жертва, Мария? Ведь ты, конечно, говоришь о себе? Ты – супруга первого красавца во всей Мексике. Разве это – жертва?

Слово –супруга_ он проговорил особенно едко.

– Да, хорошую комедию ты разыграл с этим фальшивым священником! – воскликнула молодая женщина. – До чего он довел меня! Опозорил, втоптал в грязь, лишил всякого человеческого достоинства... Неужели я могла полюбить такого низкого негодяя?.. Нет, это была не любовь, это было лишь ослепление, безумие!

Последние фразы она говорила как будто самой себе.

– Мне совершенно безразлично, любила ты меня или нет, – ответил Дюброск, очевидно, задетый ее словами. – Речь не о том. Любовь твоя никому не нужна; мне нужно, чтобы ты заставила своего богатого дядюшку признать тебя и выдать тебе то, что старик противозаконно захватил в свои цепкие руки. Это ты сделаешь завтра же!

– Я никогда этого не сделаю!

– Сделаешь, а не то...

Мария круто повернулась на каблуках и пошла к двери.

– Ну, да это мы еще успеем! – сказал Дюброск, грубо схватив ее за руку. – Сегодня я тебя отсюда не выпущу. Я видел, что ты утром подъезжала к этому проклятому янки и что-то шептала ему. Ты, чего доброго, еще вздумаешь помочь убежать. Нет, оставайся-ка здесь, моя милая! Утром я выпущу тебя, чтобы ты могла полюбоваться, как он будет болтаться в воздухе! Ха, ха, ха!

С этими словами креол вышел из комнаты и запер за собой дверь.

Лицо молодой женщины выражало странную смесь торжества и беспокойства. Она подбежала к окну и прижалась к нему, стараясь проникнуть сквозь стоявший снаружи мрак.

Я снял с пальца ее алмазное кольцо и нацарапал на стене слово –Gracias! (Благодарю!)_.

Увидав меня, она задрожала и отступила назад...

Нельзя было более медлить: товарищи давно уже ворчали на задержку. Я спустился вниз, и мы поспешили дальше...

С опушки леса еще было видно то окно, за которым стояла женщина. Она теперь держала в руке лампу и читала то, что я вырезал на стекле. Я никогда не забуду выражения ее лица!..

Еще минуту – и мы были в чаще леса...

ПРЕДИСЛОВИЕ

Некоторое время я колебался, не зная, на что решиться. Быть может, Гвадалупе находилась во власти Дюброска, взятая им в плен под каким-нибудь предлогом. Нам следовало попытаться спасти ее, но как это сделать? Нас было всего пятеро безоружных, едва живых людей – не нам было спасать других.

Меня утешала мысль, что Мария де Мерсед сумеет защитить своих родственников лучше нас. Остаться было бы безумием, и я решился на бегство. Мы мало опасались неудачи. Рауль знал окрестности, как свои пять пальцев, и мы смело могли на него положиться. Мы приостановились, чтобы окончательно выбрать направление. В этот самый момент раздался протяжный звук сигнального рожка. Вслед за тем грянул пушечный выстрел, повторенный тысячью отголосков.

– Ого! – воскликнул Рауль. – Это означает, что наше бегство замечено.

– Почему ты так думаешь? – спросил Линкольн.

– Да ведь это сигнальный выстрел, которым призываются ко вниманию все их аванпосты, расположенные тут, в горах... Теперь нам надо держаться настороже!

– Этот лес слишком редок, сквозь него все видно. Надо выбраться отсюда как можно скорее, – пробормотал Линкольн.

– Да, – подтвердил Рауль, – в лесу не укрыться, но километрах в пятнадцати отсюда есть кустарник, который настолько густ, что в нем едва можно двигаться. Если мы доберемся туда до наступления утра, то будем спасены.

– Идем!

Мы шли как можно осторожнее. Треск сухих ветвей, шорох раздвигаемых нами кустов могли выдать нас. Со всех сторон раздавались сигналы; слышно было, как с гасиенды отправились несколько отрядов в погоню за нами. Наконец мы достигли неглубокого ручья, о котором упоминал Линкольн. Мы вошли в воду и пошли прямо по дну, чтобы скрыть свои следы...

Приближался топот лошадей. Ясно слышалось бряцание оружия, и даже можно было различить голоса людей, говоривших между собой.

– Как они могли удрать? – недоумевал один. – Кто им помог проломить стену? Ведь сами они не могли этого сделать...

– Это невозможно. Кто-то помог им...

– Это, верно, Хозе! – заговорил другой голос. – И я уверен, что их выручил великан, который удрал из ранчо. Он же убил и змею. Мы обыскали все норки вокруг гасиенды, но не нашли его... Наверное, он все время шел по нашим следам, чтоб ему провалиться!

– А хорошо стреляет, – сказал третий. – Говорят, его винтовка бьет на целый километр. Змее он угодил прямо между глаз. Клянусь, у этой змеи был недурной вкус, она облюбовала самую красивую дочку старого испанца. Да, если бы не пуля этого янки...

Больше нельзя было ничего расслышать: гул голосов постепенно замер в отдалении.

– Да, если бы этот янки не вздумал стрельнуть в змею, не было бы теперь в живых одного из вас, – пробормотал Линкольн.

– Так это действительно вы убили змею, Линкольн? – спросил я.

– Да, капитан, я. Не будь этой отвратительной гадины, я покончил бы с изменником Дюброском. Только я наметился в него, как вдруг увидел змею. Делать нечего, пришлось потратить заряд для спасения испанки...

– А не знаете, что сталось с Джеком? Жив он?

– Жив и здоров. Что ему сделается! Я послал его с поручением к полковнику.

– А! Значит, мы можем ожидать помощи из лагеря?

– Да... но нас будут искать на ранчо, так что надо больше рассчитывать не на эту помощь, а на Рауля.

– Это верно. Вперед, Рауль!

Мы двинулись дальше, соблюдая величайшую осторожность.

Вскоре после полуночи мы достигли густого кустарника. С трудом продолжая подвигаться вперед, мы дошли наконец до маленькой прогалины, покрытой высокой травою; там мы легли отдохнуть. Разбитые, измученные, все мы вскоре уснули так, что нас не мог бы разбудить даже грохот пушек...

НОВАЯ ОПАСНОСТЬ

Солнце стояло высоко, когда я проснулся. Мои спутники возились вокруг небольшого костра, для которого Рауль выбрал какое-то особое, известное только ему дерево, почти не дававшее дыма. Клейли еще спал. На сучке ближайшего дерева висела убитая игуана, напоминавшая труп повешенного человека. Рауль точил нож, готовясь снять с нее шкуру. Чэйн поджаривал бананы. Линкольн чистил свою винтовку.

Игуану поджарили и разделили на пять равных частей. Голод мучил нас, и мы ели с аппетитом.

– Фу, какая гадость! – воскликнул Чэйн, доев последний кусок. – Не думал я, когда гулял в родных лесах, что мне когда-нибудь придется стать каннибалом!