Генри Хаггард - Скиталец

Фараон громко застонал.

— Возьми свое оружие, Эперит, война близка! — сказала Мериамун Скитальцу.

— Я не боюсь битвы и раздраженных людей, царица! — ответил тот. — Муж должен бояться только гнева богов. Стража, сюда! Сомкнитесь вокруг! Не бойтесь, не пугайтесь!

Его фигура была так величественна, лицо горело такой отвагой, что испуганная стража опомнилась, выстроившись двойным рядом около него. Каждый приготовил свой лук и стрелы.

Придворные фараона и уцелевшие гости спрятались позади солдат. Вдруг двери были вышиблены могучими ударами толпы, которая шумно ворвалась в зал. Тут были солдаты, бальзамировщики, кузнецы, почерневшие от копоти, и писцы, сгорбившиеся над писанием, рыбаки, ткачи и даже прокаженные от ворот храма. Все они обезумели от страха; за ними следовали женщины с мертвыми детьми на руках. Толпа начала ломать золотую мебель, рвать шелковые драпировки, побросала золотые пиршественные чаши прямо в лицо испуганным женщинам, громко требуя крови фараона.

— Где фараон? — вопили они. — Давайте нам фараона и царицу Мериамун, мы убьем их! Наши первенцы умерли потому, что пророки Апура послали на нас проклятие за то, что фараон задержал их народ в стране Кеми!

Наконец они увидели фараона Менепту, трусливо прятавшегося за стражей, и царицу Мериамун, которая молча стояла перед ними. Она держала на руках мертвого сына и смотрела на толпу горевшими глазами, которые блестели ярче, чем ее уреус.

— Назад! — воскликнула она. — Назад. Не фараон и не я причинили вам столько горя и скорби! К нам также пришла смерть! Это ваша лживая Хатхор, которую вы почитаете, это чудо, которое внушает вам любовь. Из-за нее вы терпите все эти бедствия, она навлекла на вас смерть! Разрушьте ее храм, убейте ее и освободите страну свою от проклятия!

Несколько минут толпа стояла молча, как лев, готовясь прыгнуть на добычу. Потом раздались крики: «Вперед, вперед! Убейте их, убейте! Мы любим нашу Хатхор и ненавидим вас. Вы навлекли на нас несчастье, и вы должны умереть!» — заорала толпа.

Они орали, бесновались, бросали камнями и палками в стражу. Высокий человек натянул тетиву и пустил стрелу прямо в грудь царицы. Мериамун сделала то, чего не сделала бы ни одна женщина. Спасаясь от смерти, она подняла перед собой тело мертвого сына и держала его, как щит. Стрела впилась в нежное тельце ребенка.

Наконец она уронила труп на пол.

Тогда Скиталец испустил воинственный клич, облокотился на стол, оглянулся вокруг и пустил стрелу из своего лука. Стрела полетела прямо в того высокого человека, который целился в царицу, воткнулась в его грудь, окрасилась кровью и убила еще и другого, который упал мертвым. Снова полетела другая стрела, жужжа и гудя…

Толпа бросилась вперед. Воздух потемнел от множества стрел. Храбрость Скитальца воодушевила стражу. Солдаты дрались отчаянно. Но убийцы напирали сплошной стеной с криком и воплем. Шлем Скитальца сиял, как маяк во время бури. Свечи свалились из рук золотых фигур, стоявших у стола, драпировки загорелись, и черный дым наполнил весь зал. Но сквозь мрак, дым, вопли и шум стрел ясно слышалась воинственная песнь волшебного лука Одиссея.

Лук гудел, и стрелы, жужжа, летели на врагов.

Скоро запас стрел истощился, и Скиталец подумал что битва проиграна, потому что прибывали новые толпы врагов. Но он был опытен в войне и не растерялся. Капитан телохранителей фараона был убит. Скиталец встал на его место, выстроил солдат кругом и старался воодушевить их. Он сунул чей-то меч в руку фараона, приказывая ему сражаться за свою жизнь и за трон. Но тот, пораженный смертью сына и опьяненный вином, совсем упал духом и растерялся.

Царица Мериамун выхватила меч из его дрожащей руки и приготовилась к бою. Она считала недостойным себя сидеть, скорчившись, на полу, как сделали другие женщины, а стояла прямо, позади Скитальца, и не пряталась от стрел, летевших со всех сторон.

Фараон закрыл лицо руками и не шевелился. Убийцы лезли вперед с криком и воем.

Скиталец бросился на них с поднятыми мечом и щитом, за ним двинулась стража фараона.

Они боролись за свою жизнь и заставили отступить врагов, ударяя мечом направо и налево.

Второй раз хлынула толпа и снова была отброшена назад.

Однако скоро большая часть защитников фараона была убита, и силы их падали. Однако Скиталец продолжал воодушевлять их, хотя сердце его было полно ужаса. Царица Мериамун также убеждала солдат не уступать врагам и умереть с честью, как подобает храбрецам.

Снова завязался отчаянный бой. Скоро только один Скиталец остался защитником Мериамун и фараона. Вдруг откуда-то издалека донесся громкий крик, заглушивший звон мечей, стоны людей и весь шум битвы. «Фараон! Фараон! Фараон! — кричал голос. — Отпустишь ли ты мой народ?»

Толпа остановилась. Бой прекратился, все повернулись в ту сторону, откуда раздался голос. В конце зала среди мертвых и умирающих людей стояли два старика, держа в руках посохи.

— Это колдуны, колдуны Апура! — закричала толпа, отступая перед ними и забыв о битве.

Апура подошли ближе, не обращая внимания на груды мертвых тел, они шли по крови, по разлитому вину, мимо поваленных столов и остановились перед фараоном.

— Фараон! Фараон! Фараон! — прокричали они. — Все первенцы страны Кеми умерли от руки Иеговы. Отпустишь ли ты народ наш из Египта?

— Уходите, уходите вы все и весь ваш народ! — вскричал фараон. — Уходите скорее, чтоб Кеми не видала вас более!

Толпа слышала эти слова и ушла из дворца. Мертвая тишина воцарилась в городе. Смерть носилась над Кеми. Люди умирали от ран и от внезапно появившейся чумы.

Тихо везде… Заснули люди. Сон принес им лучший дар богов — забвение.

Настало утро после страшной ночи. Реи пришел от царя к Скитальцу, но не застал его в комнате. Евнух сказал ему, что гость встал, спросил о Курри, бывшем капитане сидонского корабля, и прошел к нему.

Реи пошел туда и услыхал стук молотка по металлу. В углу маленького двора у дворцовой стены стоял Скиталец с обнаженными руками, одетый не в свои золотые доспехи, а в легкий балахон, который носят обыкновенно египетские рабочие. Он наклонился над маленькой жаровней, на которой горел огонь, держа в руке молоток. Около него стояла маленькая наковальня, где лежал один из наплечников его золотого вооружения. Курри стоял подле него с инструментами в руках.

— Привет тебе, Эперит! — вскричал Реи. — Что ты делаешь с наковальней?

— Чиню свое вооружение, — отвечал Скиталец, улыбаясь. — Оно изрядно потерпело во время вчерашнего боя. — Он указал на свой продырявленный щит. — Сидонец, раздуй огонь!

Курри присел на корточки и стал раздувать огонь кожаным мехом, в то время как Скиталец нагревал металл и бил его молотком на наковальне, не переставая разговаривать с Реи.