Генри Хаггард - Аэша

— А если бы и так? — спросила она, тоже вставая.

— Если так, если так, — хрипло сказал он, — я думаю, нам было бы лучше не встречаться!

— Ах! — с болью простонала она, точно ей повернули нож в сердце. — Не хочешь ли ты вернуться к Афине? Но нет, ты уже не можешь уйти от меня. Мне дана власть над всеми, кого я поразила. Впрочем, ты не помнишь прошлого. Но нет, ты мне не нужен мертвый, ты мне нужен живой. Взгляни, как я хороша, — она наклонилась к нему своим стройным станом, глаза ее влекли его к себе, — что же ты не уходишь? Ты, кажется, не думаешь бежать, а приближаешься ко мне? Однако, не хочу обольщать тебя. Ступай, если хочешь, Лео. Иди, мой возлюбленный, оставь меня одну с моими грешными мыслями. Афина приютит тебя до весны, а там ты перейдешь горы и вернешься к обычным радостям земной жизни. Сейчас я закроюсь покрывалом, чтобы не соблазнять тебя.

Она закутала голову покрывалом и вдруг спросила:

— Зачем вы с Холли вернулись в храм, хотя я просила оставить меня одну?

— Мы искали тебя.

— И увидали больше, чем хотели? Что же, я допустила вас и спасла от смерти, которую заслужили бы за такую дерзость другие.

— Что это за существа поклонялись тебе в храме? — строго спросил Лео.

— Я царствовала и правила во многих странах, Лео; может быть, это мои бывшие слуги пришли приветствовать меня. Возможно также, что эти тени были такой же игрой твоего воображения, как образы, которые я вызвала в огне, желая испытать твою силу и постоянство. Знай же, Лео Винцей, что все, что мы видим — обман зрения. Ни прошлого, ни будущего нет, есть только вечность. Я, Аэша, — лишь призрак, который кажется тебе то безобразным, то прекрасным. Когда ты улыбаешься, я переливаюсь тысячами цветов, когда ты грустен, я становлюсь мрачна. Вспомни отвратительное, морщинистое существо там, на скале: это — я, беги от меня. Прекрасная, но со злой душой — это тоже я. Если хочешь, бери меня такой. Теперь ты знаешь истину, Лео. Откажись от меня навсегда — и ты спасешься. Или прижми, о, крепко прижми меня к сердцу, и за мою любовь, за мои поцелуи возьми на себя мой грех. Молчи, Холли, пусть он сам решит.

Я думал, что Лео направился к двери, но он просто прошелся по комнате и, несмотря на внутреннее волнение, спокойно сказал:

— Я не оставил тебя, Аэша, когда увидел тебя старой. Теперь ты мне открыла тайну своей души; я узнал, что ты царица каких-то духов, добрых или злых, и я не оставлю тебя. Пусть грех твой будет моим. Я уже чувствую его гнет на душе и знаю, что меня ждет кара, но все равно, я понесу ее за тебя и буду счастлив.

Аэша открыла лицо. Она не сразу пришла в себя от удивления, потом с плачем упала к его ногам. Лео поднял ее и посадил в кресло.

— Ты не знаешь, что ты сделал, — сказала, наконец, Аэша. — Пусть все, что видел ты на Горе и в храме, — лишь ночные видения, а рассказ о гневе богини — пустая басня. Верно, однако, что я согрешила ради тебя и ужасной ценой купила красоту, чтобы удержать тебя. Расплата — ужасна. Но ты меня спас. Тебя не остановили ни безлюдные песчаные степи, ни ледники, ни горный поток и, преодолев все препятствия, ты выдержал твердо три испытания. Тебя не привлекли чары Афины, ты не отвернулся от меня, увидев меня безобразной, и, наконец, не отверг меня и сегодня, хотя узнал преступность моей души. Два первые испытания — испытания плоти, третье — испытание духа. Вчера твоя верная любовь возвратила мне телесную красоту, сегодня ты освободил мою душу из страшных оков Судьбы. Я обязана тебе своим освобождением, хотя, может быть, тебе придется страдать…

— Значит, я буду страдать, — сказал Лео спокойно. — Если мне удалось освободить тебя, я считаю, что жил и умру не напрасно. Однако, скажи, Аэша, как это ты изменилась там, на утесе?

— Я исчезла в огне и в огне явилась. Может быть, пламя поглотит когда-нибудь нас обоих. А, впрочем, возможно, что я все та же, и тебе только показалось, будто я изменилась. Не спрашивай больше.

— Позволь еще один вопрос, Аэша. Сегодня было наше обручение, когда же будешь ты моей женой?

— Ах, не теперь, не теперь! — дрожащим голосом торопливо сказала она. — Подожди несколько месяцев, год, будь пока другом.

— Отчего? — разочарованно спросил Лео. — Я долго ждал, Аэша. — Я старею. Жизнь коротка и, может быть, близок ее конец.

— К чему эти слова! — сердито топнула ножкой Аэша. — Но ты прав, ты не защищен от жала времени и всякого рода несчастий. О! Это было бы ужасно, если бы ты опять умер и оставил меня.

— Дай мне свое бессмертие, Аэша!

— Я охотно поменялась бы с тобой. О, жалкие смертные, что завидуете нашему бессмертию! Жизнь на земле — это ад, уходя из него, душа возвращается к миру. Жить вечно на земле, видеть, как умирают наши близкие, не имея надежды последовать за ними, видеть, как они возрождаются, но не узнают нас и снова терять их — ужасно. Неужели, Лео, ты хотел бы такой жизни?

— Если мы будем делить ее вместе!.. Бессмертие тяжело в одиночестве. Вдвоем все эти скорби мы превратим в радости.

— Хорошо, — сказала Аэша, — когда придет весна и растает снег, мы пойдем с тобой в Ливию. Там ты выкупаешься в Источнике Жизни. Потом я стану твоей женой.

Лео стал уговаривать ее сначала обвенчаться и путешествовать после свадьбы, но она сказала: нет, нет, и нет, и словно боясь, что сама не устоит перед его просьбами, стала прощаться с нами.

— Почему она откладывает свадьбу? — спросил Лео, когда мы вернулись к себе.

— Она боится, — отвечал я.

Наблюдая за Аэшей в последующие дни, я убедился, что женщина она или дух, но не было на свете существа несчастнее ее. Ее постоянно преследовал страх за будущее, предвидеть которое, несмотря на свое бессмертие, она не могла. Опасалась она и Афины. Соперница была побеждена, но Аэша боялась, что рано или поздно все изменится.

Что касается Лео, то видеть постоянно Аэшу и не сметь даже поцеловать ее, сознавать, кроме того, что так будет продолжаться еще года два, — было для него тяжело: он похудел, потерял сон и аппетит. Он умолял Аэшу переменить свое решение и стать его женой, но она оставалась непоколебимой.

Кроме одного этого, все другие желания Лео исполнялись. Его не заставляли участвовать в религиозных церемониях, хотя, следует заметить, что культ Гезеи сам по себе чист и невинен. Это было древнее поклонение египтян Озирису и Изиде, имеющее что-то общее со средне-азиатским учением о переселении и перевоплощении душ и о возможности чистотой жизни и мысли приблизиться к божеству.

Жрецы служили Гезее, как представительнице Божества, в остальном же жили тихо и творили добрые дела; имели больницы, а в зимние холода нередко кормили горцев. Втайне они, правда, вздыхали о потерянной власти над Калуном.

Видя, что привыкшему к движению на воздухе Лео вредно оставаться все время в комнате, Аэша стала настаивать, чтобы он ходил на охоту на горных коз и каменных козлов. Лео стал охотиться под охраной некоторых вождей горных племен. Недавно выздоровевшая рука не позволяла мне резких движений, и я редко сопровождал Лео, чаще оставался дома.