Густав Эмар - Ранчо у моста Лиан

Дон Рафаэль кинулся к нему навстречу, горячо пожимая его руки.

Легкая краска залила лицо дона Лопа, черты которого на мгновение прояснились, и он отвечал на странное рукопожатие брата таким же горячим рукопожатием.

Затем оба они пошли бок об бок и никто не посмел воспрепятствовать им в этом. Таким образом они проводили своих дам до дверей церкви, в которую те вошли одни, тогда как молодые люди снова вернулись на площадь, где их тотчас же обступила густая толпа с видом враждебности и недоброжелательности.

— Напрасно ты пришел сюда сегодня, брат! — сказал дон Рафаэль.

— Может быть! — надменно и небрежно ответил молодой человек, окинув волнующуюся и ропщущую вокруг него толпу презрительным, холодным взглядом, — может быть, мне бы действительно следовало оставаться спокойно в нашем ранчо и допустить, чтобы передушили всех тех, которые замышляют теперь нанести мне какую-нибудь кровную обиду и оскорбление, не сделав ничего для предупреждения грозящей им опасности!

— Что ты хочешь этим сказать, Лоп?

— Я хочу сказать, что испанцы идут на вас и в данный момент всего в нескольких саженях от Пало-Мулатос — и, что вместо того, чтобы явиться сюда, рискуя на каждом шагу своей жизнью, для предупреждения вас, я, был может, сделал бы лучше, если бы преспокойно остался дома и дал передушить всех этих друзей, соседей и односельчан, которые теперь отвергают меня и осыпают незаслуженными оскорблениями, тогда как я никогда не делал им ничего кроме добра!

— Благодарю тебя, дорогой брат! благодарю, ты поступил именно так, как я ожидал. Но верны ли эти вести, действительно ли подходят сюда испанцы?

— Клянусь честью! — воскликнул молодой человек громким, дрожащим голосом, — я сказал правду; не пройдет часа, как они будут здесь; спешите к ним на встречу, если не хотите, чтобы они передушили и перебили ваших жен и детей!

— Вот тот человек, которого вы оскорбляете и которому вы угрожаете! — воскликнул дон Рафаэль, указывая ошеломленной и пораженной неподвижностью толпе на дона Лопа; — он мстит вам тем, что спасает всех вас от верной смерти! А вместе с тем, все его симпатии на стороне ваших врагов!

— Да здравствуют братья Кастильо! — разом вырвался оглушенный крик из уст всех присутствующих. Толпа заволновалась, зашумела, но на этот раз была лишь шумная овация, а не угрозы.

— Вместо того, чтобы так кричать, — сказал дон Лоп, — спешите встретить врага!

— К оружию! — крикнул дон Рафаэль.

— К оружию! — стало раздаваться в толпе.

— Заприте детей, женщин и старцев в церкви и забаррикадируйте двери храма! — воскликнул дон Лоп.

Эта разумная мера предосторожности тотчас же была приведена в исполнение и на площади не осталось никого, кроме большой толпы вооруженных мужчин, полных самой безумной решимости.

Братья крепко пожали друг другу руки и обменялись странным, им одним понятным взглядом, после чего дон Лоп, посчитал, что он сделал достаточно для людей, принадлежащих к партии, сторонником которой он не был, завернулся в свой сарапе и остался неподвижно стоять, прислонясь плечом к входной двери церкви и оставаясь, по-видимому, безучастным свидетелем того, что должно было сейчас произойти.

Дон Рафаэль, оказывается, обладал удивительными военными способностями и не смотря на то, что был еще почти новичок в этом деле, очень умно расположил свой отряд и удачно смог воспользоваться всяким удобным пунктом, чтобы расположить людей под прикрытием. В одну минуту площадь и прилежащие к ней улицы опустели, но при входе в каждую из них были построены надежные высокие баррикады с многочисленными защитниками. Запасной или вернее временный алтарь, воздвигнутый по середине площади, был мгновенно превращен в громадную баррикаду, переполненную защитниками и преграждавшую путь к церкви. Мало того, все крыши, чердаки и сеновалы ближайших ранчо, а также и крыша церкви, и колокольня служили теперь прикрытием для охотников, ожидавших момента, когда дон Рафаэль подаст знак начинать действовать.

Один дон Лоп продолжал неподвижно стоять, прислонясь плечом к дверям храма, не защищенный ничем от неприятельских выстрелов и, по-видимому, всецело ушедший в свои мысли.

Едва все эти меры к обороне были приняты, как послышались барабаны испанцев, бьющие атаку у самого въезда в селение.

Точно электрический ток прошел по рядам мексиканцев, но все они оставались неподвижны на своих местах.

Бой барабанов быстро приближался и вскоре отряд испанских войск, численностью приблизительно около шестисот человек, беспрепятственно вступил на площадь местечка, соблюдая стройный порядок и подвигаясь сомкнутыми рядами. Во главе отряда было несколько офицеров, ехавших верхами.

Въехав на площадь и рассчитывая, что им придется иметь дело с малочисленным, захваченным врасплох врагом, плохо вооруженным, полковник, командующий испанским отрядом, приказал своим людям сомкнуться в одну колонну, чтобы идти в атаку, готовясь овладеть баррикадой, воздвигнутой посредине площади, где, как он полагал, укрылись инсургенты.

Полковник, размахивая своей шпагой, подскакал на пистолетный выстрел к главной баррикаде и крикнул вызывающим голосом:

— Сдавайтесь бунтовщики! Не то я пропущу вас сквозь штыки!

В этот момент на вершине баррикады появился дон Рафаэль с пистолетом в каждой руке и развивающимися по ветру волосами и крикнул громким, звучным, далеко раздающимся голосом.

— Умри, проклятый гачупин!

— Пли! пли! смерть испанцам!

И наведя свой пистолет на полковника, он первым выстрелом убил его наповал. Испуганная лошадь умчалась, волоча за собою своего всадника, правая нога которого запуталась в стремени.

По команде дона Рафаэля все защитники Пуебло открыли страшный огонь по неприятелю, обстреливая его одновременно со всех сторон. Захваченные врасплох и сбитые с толку испанцы, рассчитывавшие сами захватить врасплох испуганное их внезапным появлением население Пуебло, введенное в заблуждение тем еще, что их допустили беспрепятственно войти на самую площадь, вынуждены были теперь отстреливаться сразу со всех сторон, не имея даже возможности видеть своего неприятеля, притаившегося за баррикадами и всякого рода прикрытиями. Охотники и контрабандисты вообще превосходные стрелки, а теперь, когда их было так много и к тому все они были воодушевлены воинственным духом, неизменно присущим им, бой завязался ужасный.

Мексиканцы не выходили из под прикрытия; и с крыши домов, и с баррикады, даже из окон, спереди, сзади, справа и слева они беспощадно обстреливали испанцев, не тратя даром ни единого выстрела.

Под этим огнем испанские батальоны положительно таяли, как воск под лучами солнца, но все же продолжали держаться.