Густав Эмар - Текучая Вода

— Правда! — согласился граф, проводя рукой по лбу, словно желая отогнать докучную мысль.

— Теперь, — продолжал дон Аннибал, — решено, что вы остаетесь до завтра?

— Только до восхода солнца! — перебил граф.

— Хорошо, — сказал владелец гасиенды. — Позвольте мне передать одно поручение: отец Пелажио просит вас уделить ему несколько минут.

— Не знаю, позволительно ли мне вступать с названным лицом в конфиденциальные переговоры. Впрочем, чтобы не обижать вас, мой дорогой дон Аннибал, и доказать свое миролюбие, я согласен исполнить желание отца Пелажио с тем, однако, условием, чтобы вы присутствовали при этой беседе.

— Ваша светлость угадали мое желание! — сказал входящий священник.

— Вы подслушивали, сеньор? — произнес свысока граф.

— Нисколько, кабальеро, но, отворяя дверь, я невольно услышал ваши последние слова и не счел нужным скрывать этого.

— Хорошо, сеньор, я вас слушаю, только, пожалуйста, покороче!

— Мы, как и вы, кабальеро, сожалеем о бедственном положении нашей несчастной страны. Далекие от желания начинать войну, мы, напротив, стремимся к возможно более продолжительному миру. Но для этого необходимо представить его превосходительству, вице-королю, наши почтительные заявления.

— Почтительные? — с иронией переспросил граф.

Священник поклонился, словно не заметив иронии, и продолжал.

— Мы решили послать к вице-королю одного из наших людей, если вы, господин граф, соблаговолите поручиться, что прошение дойдет до его превосходительства и что какого бы ответа ни удостоилось оно со стороны вице-короля, наш посланник не поплатится своей свободой.

Граф на минуту задумался.

— Слушайте, — сказал он, — я не знаю, относительно каких пунктов мятежники могут отправлять послов к правительственным начальникам. Однако, я сторонник мира, а каков бы ни был исход борьбы, прольется испанская кровь. Принимая это во внимание, я честным словом обязуюсь не провести вашего посла к его превосходительству вице-королю, это невозможно, но, по крайней мере, представить его правителю провинции. Он рассмотрит ваше прошение и если найдет его справедливым и почтительным, отправит к вице-королю. Больше этого я ничего не могу сделать.

— Я не ожидал меньшего, господин граф. Хотя ваше предложение не вполне удовлетворяет меня, однако, мы охотно принимаем его, чтобы доказать свободу и лояльность наших желаний. Завтра наш посол последует за вами.

— Решено, сеньоры!

Отец Пелажио почтительно раскланялся и вышел.

Тогда дон Аннибал пригласил своего гостя в отведенную ему комнату, и оба они вышли.

После этого потайная дверь тихо открылась, и показался Сотавенто, осторожно озиравшийся по сторонам.

Убедившись, что никто не мог его видеть, он сделал угрожающий жест и произнес глухим голосом:

— Посмотрим!

Несмотря на довольно удачное выполнение миссии, порученной дону Аннибалу, мексиканские инсургенты еще несколько часов обсуждали меры, от которых зависел быстрый и благоприятный результат нового подготовлявшегося восстания.

Отец Пелажио объявил союзникам, что на этот раз вожди революционной партии решили покончить с испанским правительством. Тайные общества и восстановленные масонские ложи избрали главой национальных войск полковника милиции Итурбидэ, воинская доблесть которого была лучшей гарантией успеха.

Полковник Итурбидэ, которому суждено впоследствии провозгласить себя императором под именем Августина I-го и пасть от пуль своих же подданных, был единственным способным командиром, каким располагали революционеры. Он служил в испанской армии и доказал правительству метрополии свою преданность в сочетании с жестокостью.

Этот человек умел добиться своего и был очень выгодным приобретением для революции.

На этот раз мексиканцы хотели избежать досадной ошибки, допущенной ими раньше и едва не погубившей всего дела. Вот как это произошло. В 1814 году испанские войска, разбитые во всех сражениях, готовы были уступить революционной партии, основы которой, казалось, прочно утвердились на территории Новой Испании. Генерал Морельс, один из самых влиятельных либералов, втайне сочувствовавший учреждению республики наподобие североамериканских Соединенных Штатов, думал, что настала пора созвать Национальный Конгресс.

Этот конгресс, состоявший сначала из двенадцати депутатов, открыл свои заседания в Апатзингане, потом в городе Шипансинго, где он начал издавать декрет за декретом. Но едва власть гражданская утвердилась рядом с военной властью, как вместо единодушия началась взаимная борьба, и этот несчастный конфликт привел к печальным результатам. Конгресс, стесняя полномочия генерала-аншефа и тормозя его действия при всяком удобном случае, почти отнял у него возможность что-нибудь сделать.

Эти внутренние раздоры дали время испанцам оправиться. Мексиканская республика умерла, не состоявшись, а инсургенты принуждены были опять нести иго, от которого они рассчитывали избавиться навсегда.

Эти события отец Пелажио изложил инсургентам с той целью, чтобы они снова не впали в прежние ошибки. Его речь выслушана была внимательно всеми этими людьми, имевшими твердое намерение завоевать независимость страны и доверявшими патриотизму почтенного священника. Последний дал им понять, что излишняя поспешность с их стороны может только повредить делу и что следует действовать всем сразу.

Полковник Итурбидэ и главные вожди либеральной партии не могли еще начать революционного движения. Следовало обождать и выиграть время. Для этого, по мнению отца Пелажио, существовало только одно средство — послать к генералу, управлявшему провинцией, депутата с почтительной челобитной по адресу вице-короля.

За время отсутствия этого посла можно было потихоньку подготовиться к сопротивлению так, чтобы при первом сигнале вождей начать восстание.

Союзники с энтузиазмом приветствовали это предложение, позволившее притупить бдительность испанцев.

Однако, когда дело дошло до выбора посла, возникли большие затруднения. Большинство присутствующих принадлежало к богатым землевладельцам, давно известным своими передовыми идеями и подозрительным для правительства.

Многие из них пострадали от испанцев имущественно или лично и горели желанием отплатить своим врагам.

Действительно, испанские генералы не стеснялись вешать и расстреливать инсургентов, попадавших в их руки и нельзя было предположить, что они пощадят посла мятежников, стоящих вне закона и человеческих прав.

Вследствие этого каждый находил предлог отказаться от сомнительной чести представиться генералу.