Густав Эмар - Сожженные Леса

Нападающие скоро заметили, что удары противников их делаются все менее сильными и меткими, и потому подстрекали друг друга поскорей кончить с этими двумя людьми, которые так долго им сопротивлялись.

Странная случайность! Хотя оба отряда были вооружены огнестрельным оружием, но выстрелов не было слышно как с одной стороны, так и с другой. Дрались только кинжалами, топорами, ружейными прикладами. Вероятно, начальник, сделавший засаду, боясь, чтобы выстрелы не возбудили внимания охотников, стоявших лагерем в долине, велел своим людям не пускать в ход ружья: приказ весьма благоразумный, который, однако ж, не мог иметь влияния на результат битвы. Корник был малый ловкий и храбрый. Одним взором он понял положение, в котором находились он и его товарищ; оно было отчаянное. Тогда, не переставая сражаться, он наклонился к уху Блудсона и сказал:

— Имеете ли вы достаточно сил, чтобы продержаться пять или шесть минут?

— Да, — отвечал тот глухим голосом.

— Хорошо, так слушайте же: нужно, чтобы в эти шесть минут мы исполнили то, что и десять человек не в состоянии были бы сделать: от этого зависит наше спасание. Подражайте мне, и мы будем спасены.

— Начинайте и не бойтесь ничего.

— Итак, с Богом!

Битва разгорелась с новым жаром. Блудсон сдержал слово, данное своему товарищу. Казалось, силы этих двух людей удесятерились. Удары, наносимые ими, следовали один за другим с поражающей быстротой. И в самом деле, как говорил Корник, они творили чудеса. Вдруг старый авантюрист пришпорил свою лошадь, которая, заржав от боли, ринулась вперед, опрокидывая со страшной силой все препятствия, преграждавшие ей путь.

— Ура! — воскликнул Корник с радостью.

— Ура! — отвечал Блудсон, приближаясь к нему в свою очередь.

Нападавшие, удивленные и рассеянные этим маневром, которого они не могли ожидать, пришли в замешательство, чем беглецы и воспользовались. Но оно продолжалось лишь несколько секунд: два ружья уже были приложены к плечам — и одновременно раздались два выстрела. Блудсон закачался на седле и тяжело рухнул на землю.

Корник исчез.

— Проклятье! — закричал с гневом охотник, про которого мы уже говорили, что он казался начальником отряда, — эти выстрелы погубят нас, теперь мы должны бежать как можно скорей. Не пройдет и четверти часа, как мы будем иметь дело со всей шайкой. Павлет, мой милый, — прибавил он, обращаясь к одному охотнику, — ступай караулить долину и при малейшем подозрительном движении предупреди меня. Черт возьми! Дело идет о нашей жизни.

Охотник скрылся в ущелье.

В то время, как это происходило, дон Пабло, молодой фермер, которого мы видели так храбро сражающимся, бросился к молодой девушке и принял ее в свои объятия.

Молодые люди, сидя друг подле друга на свалившемся дереве, забыли весь мир, думая только о своем блаженстве.

Донна Долорес считала себя спасенной, плакала и смеялась в одно время: прошедшее горе ей казалось только дурным сном. Увы! пробуждение было еще ужаснее.

— Живей, сеньор! — раздался за ним голос охотника, и чья-то рука опустилась на плечо молодого мексиканца. — Беда! Пираты!

— Пираты! — воскликнул дон Пабло, быстро вскакивая.

— Что делать? — прошептала молодая девушка, падая в отчаянии на руки своего жениха.

— Надо бежать — и как можно скорей, — отвечал тот, — в противном случае мы все погибли.

— Боже мой, неужели нет спасения!

— Никакого, сеньорита! — отвечал охотник, — пиратов более двухсот; а нас из пятнадцати осталось только десять. Если б у нас были лошади, мы могли бы бежать, но мы принуждены их были оставить, так как дон Пабло, думая только о своей любви, не хотел исполнить моей просьбы и устроил засаду бандитам, ведшим вас к своим товарищам.

— Пабло, мой милый Пабло! — воскликнула молодая девушка.

— Да, — продолжал охотник, — он вас очень любит. Это храбрый и славный молодой человек. Жаль только, что он не последовал моему совету: мы бы не были теперь в таком ужасном положении.

— Довольно, друг мой, перестаньте бранить меня, — вмешался дон Пабло. — Скажите лучше, что делать? И на этот раз, клянусь, я послушаюсь вас.

— Да, пора, — возразил охотник. — Мне кажется, есть только одно средство, могущее спасти нас.

— Говорите, какое средство! — воскликнули в один голос молодые люди.

— Итак, — начал охотник…

Молодая девушка своей прелестной ручкой закрыла ему рот.

— Не продолжайте, — перебила она его с улыбкой, — говорить дальше я буду одна. Дон Пабло, — сказала она, обращаясь к своему жениху, — бегите, я вам это приказываю.

— Мне бежать! Никогда! Бежать, оставив вас в руках этих негодяев? Вы будете меня презирать, Долорес, если я сделаю такую подлость.

— Нет, это необходимо! Бегите как можно скорей; я не подвергаюсь ни малейшей опасности, эти люди меня пощадят. Вас же они убьют. Бежать же вместе невозможно: вместе мы погибнем. Кто меня спасет, если вы будете убиты?

Тотчас же послышался как бы отдаленный гром, и на лошадях показались авантюристы, скачущие во весь опор.

— Черт возьми, — воскликнул охотник, тронутый таким самоотвержением молодой девушки. — Я пытался уже раз спасти вас, не зная вас, сеньорита, но, клянусь честью охотника, я вас спасу из рук этих бандитов или погибну.

— Благодарю, — отвечала сквозь слезы Долорес. — Вот разбойники… бегите! До свидания, возлюбленный Пабло.

— Да, до свидания, — сказал решительным голосом охотник.

И, ведя под руку молодого человека, убитого горем, он исчез с ним в кустах, крича в то же время своим товарищам:

— Отступать! Скорей отступать!

В ту же минуту показались пираты, но ущелье уже было пусто. Охотники исчезли как бы по волшебству.

Донна Долорес села опять на лошадь и осталась одна на том же месте, где происходила битва.

— Да поможет мне Бог, — прошептала она, заметив приближавшихся к ней пиратов. — Они спасены, и я могу еще надеяться быть в свою очередь также спасенной.

Война 1758 года, поддерживаемая с равным остервенением Францией и Англией, после страшных бедствий, испытанных обоими сторонами, окончилась падением Канады под владычество британского правительства.

Франция удвоила эту потерю и сделала ее невозвратимою, согласясь с договором, подписанным в Париже, на окончательную уступку Англии своих громадных владений за морем.

Геройское население Новой Франции, разоренное кровавыми войнами и защищавшее с таким самоотвержением честь нашего знамени в Новом свете, содрогнулось от негодования, узнав подлую уступку.

Бессовестно проданные Францией, они с упорством остались французами.

Питая от рождения ненависть к Англии, с которой вели постоянные распри, они отказались принять народность, насильно им предписываемую.