Густав Эмар - Следопыт

— Это последний подарок моей покойной матери; я дала клятву никогда не расставаться с этой ладанкой; но возьмите ее и храните в память обо мне; может быть, вы когда-нибудь вернете мне ее. Прощайте, дон Торрибио!

— Нет, нет! — воскликнул молодой человек, покрывая ее руки поцелуями. — Не говорите мне «прощайте», а — «до свидания»!

— Ну, до свидания! — и она упорхнула, как птичка.

На следующее утро дон Мануэль с семейством пустился в путь к Гуаймасу.

Дон Торрибио предложил дону Мануэлю сопровождать его день или два и, получив согласие, вновь почувствовал себя вполне счастливым, ибо мог еще некоторое время не расставаться с любимой; молча, степенно он ехал подле ее отца.

Кроме управляющихся с мулами arrieros , дона Мануэля сопровождал проводник, хорошо знающий местность, и двадцать специально нанятых для охраны дюжих парней. Таким образом, путникам нечего было опасаться нападения пограничных бродяг и бандитов, какими кишат все саванны Соноры.

Первые два дня пути прошли без особенных приключений. Дон Торрибио за эти два дня не раз сумел найти случай перекинуться наедине несколькими словами с доньей Сан-той. Ладанку ее он с благоговением носил на груди и был счастлив, потому что теперь в нем жила надежда.

Однажды молодая девушка успела шепнуть ему:

— Не ищите меня в Мехико! Очень возможно, что мы совсем не поедем туда; мы поселимся в Соноре, но только я не знаю, где именно!

Дон Торрибио не знал еще, как он сможет воспользоваться этими сведениями. Каждая минута рядом с любимой была так драгоценна, а грядущая разлука так страшна, что он старался не думать о будущем.

Проводник был старый, опытный охотник, проведший большую часть жизни в лесах Соноры и знавший лучше, чем кто-либо, жизнь прерии.

По-видимому, дон Мануэль относился к нему с большим уважением. Но когда пришло время искать место для ночлега, он, не слушая возражений проводника, приказал располагаться в довольно глубоком овраге близ светлого широкого и быстрого ручья.

Избранное доном Мануэлем место показалось небезопасным и дону Торрибио. Он заметил среди бесчисленных следов, запечатлевшихся в мягком береговом песке, свежий след, показавшийся ему весьма подозрительным. Как видно, здесь был водопой хищников, обитателей этих лесов. Он тотчас же сообщил свои наблюдения проводнику, а тот, основательно исследовав почву, признал опасения молодого человека справедливым и снова попытался убедить дона Мануэля уйти из ложбины. Но тот лишь высмеял их страхи, которые ему казались очень забавными, и кончил заявлением, что теперь уже поздно искать другого места для ночлега; что караван достаточно многолюден и при том прекрасно вооружен, и звери, если только таковые существуют здесь на самом деле, а не в одном воображении проводника, конечно, почуют присутствие людей и не посмеют приблизиться к лагерю, а отправятся искать счастья в другом месте.

Вообще, дон Мануэль был одарен изрядной долей упорства и уверял, что знает пампасы не хуже всякого природного охотника, если только не лучше, а раз он решил что-либо, то не было никакой возможности заставить его изменить решение: ни доказательства, ни просьбы, ни увещания на него не действовали. Видя это, проводник, волей неволей принужден был отступиться.

— Я исполнил свой долг и предупредил сеньора, — сказал он, — а там, да будет воля Божия!

Единственное исключение допустил дон Мануэль для дам: для них приказано было разбить палатку на значительном расстоянии от общего бивуака, так что они оказались совершенно обособленными в густой чаще деревьев.

Такое странное распоряжение было верхом безумия со стороны дона Мануэля, если только не глупым и печальным фанфаронством.

Дело могло окончиться катастрофой. Дон Торрибио, помнивший об ягуарах, за которыми он так долго гнался до встречи своей с Гутьерресом и знакомства с доньей Сантой, решил не ложиться в эту ночь и усердно караулить у палатки, где спала любимая девушка.

Поужинали; затем поговорили немного о событиях дня и о предположениях на завтра, после чего дон Мануэль проводил своих дам и сына до их ставки; весело пожелав им покойной ночи, он вернулся к общему бивуаку и тотчас же улегся спать в особом шалаше, нарочно приготовленном для него, предоставив проводнику и страже заботиться об общей безопасности.

Тогда дон Торрибио встал со своего места и, не возбуждая ничьего подозрения, заявил, что он хочет сделать небольшой обход окрестности, после чего удалился от костра в сопровождении верного Пепе Ортиса, который, угадав его мысль, прошел за ним следом.

Идя рядом, братья тихо разговаривали, обсуждая предстоящий план действий, и незаметно углубились в самую чащу леса. Минут десять спустя, оба уже сидели в засаде немного впереди палатки, в густой чаще деревьев, которые их совершенно скрывали от глаз.

Ночь была великолепная: все небо искрилось алмазными звездами, легкий, едва заметный ветерок пробегал по верхушкам деревьев, таинственно перешептывавшихся между собой. Кругом царили торжественная тишина и спокойствие ночи, привычный слух охотников ловил временами лишь слабый, шелест или хруст сухой ветки где-то вдали. То были тревожные предзнаменования: они предупреждали о том, что звери уже покинули свои логовища в глубине лесов и вышли искать добычи.

Прошло несколько часов, но до сих пор ничто еще не нарушало спокойствия охотников. Издали видели они огни костров главного бивуака, постепенно затухавшие, так как их уже не старались поддерживать.

Близилось утро. Дон Торрибио начинал уже думать, что все обойдется благополучно. Братья собирались вернуться на бивуак и поспать час — другой, как вдруг невдалеке послышалось глухое, протяжное рычание, на которое тотчас же отозвалось другое такое же — немного подальше. Спустя несколько мгновений из чащи появился великолепный ягуар; еще один вышел и стал подле него, а следом большими прыжками выскочили из кустов двое других, значительно меньше первых. Таким образом, охотникам предстояло сразиться с целой семьей ягуаров. Дело было нешуточное.

Два больших ягуара казались встревоженными; они с шумом втягивали в себя воздух, очевидно, чуя что-то непривычное. Недоверчивоуставившись н адвойную палатку, н оне осмеливаясь, однако, еще приблизиться к ней, они стояли неподвижно. Так продолжалось две или три минуты; затем они медленно прилегли к земле, заложив назад уши, оскалив зубы и напряженно постукивая хвостами по земле. Очевидно, они готовились напасть на палатку.

В этот момент дон Торрибио заметил, что фрессада 18, закрывавшая вход в палатку, тихонько приподнялась, и с ужасом увидел донью Санту, испуганно оглядывающуюся по сторонам: молодая девушка, пробужденная от сна протяжным ревом хищников, встала и захотела своими глазами убедиться, на сколько велика была грозившая всем опасность.