Густав Эмар - Сурикэ

Монкальм уже перестал надеяться на возвращение молодого человека; он думал, что тот умер или попал в плен, так как мысль об измене ни на минуту не приходила ему в голову; вдруг, в ту минуту, когда генерал ожидал всего менее, он, к своему несказанному удовольствию, увидал Шарля возле себя.

— Наконец-то! — воскликнул генерал с радостью.

— Ничего, генерал, время терпит, нам некуда спешить.

— Вы уверены в этом?

— Даю вам честное слово.

— Это хорошо, — возразил генерал, — но вы знаете индейскую пословицу, что у деревьев есть уши, а у листьев — глаза?

— Знаю, генерал.

— Хотите, я остановлю войска? Вокруг нас слишком много людей, мы не можем разговаривать свободно!

— Это правда, генерал, но лучше несколько стесниться, чем остановить движение колонны; нам еще остается пройти добрых две мили, и надо прийти вовремя.

— Пожалуй, будем говорить как придется; но мне кажется, я нашел средство… — сказал генерал, смеясь, так как вся его веселость вернулась к нему.

— Какое средство?

— Средство говорить, не стесняясь.

— Гм! Какое же это средство? — спросил Шарль, окидывая взглядом толпу, теснившуюся вокруг них.

— Средство весьма простое: нам стоит только говорить по-латыни, и наши спутники, правда, услышат нас, но не поймут ничего.

Охотник засмеялся:

— Ей-богу, генерал, превосходный способ; никто, кроме вас, не в состоянии выдумать чего-либо подобного.

— Вы льстец! — И он продолжал на языке Цицерона: — Теперь сообщите мне в подробности все происшедшее и особенно причины, задержавшие вас; я очень беспокоился и уже начал думать, что вы умерли или попали в плен.

— Право, генерал, вы сами виноваты немного, что я опоздал, — отвечал Шарль тоже по-латыни.

— Как это? Я пока еще не вижу…

— Позвольте мне объясниться, генерал.

— Говорите, я слушаю.

— Вы не знаете страны, где вам предстоит маневрировать.

— Это правда, — сказал Монкальм, вздыхая, — между всеми картами, так любезно доставленными вами, нет ни одного снимка с этой местности.

— Именно этот пробел я и хотел пополнить во что бы то ни стало.

— То есть как? — спросил генерал с напряжением.

— Так как карты не было, то оставался один способ добыть ее.

— Снять ее! — воскликнул генерал.

— И я сделал это.

— Как, вы сделали эту карту?! — в радостном удивлении вскричал Монкальм.

— Да, генерал; признаюсь, это было нелегкое дело.

— Вполне верю, — сказал Монкальм, сильно пожимая руку молодого охотника.

— Это потому, что карта, которую я сделал сегодня, не походит на другие карты.

— Как так?

— Вы сейчас поймете меня.

— Говорите, говорите, я не пророню ни слова.

— Карты, которые я имел удовольствие поднести вам, были сделаны для офицеров, весьма мало знакомых с местностью или вовсе незнакомых с ней.

— Я заметил, но это не умаляет их цены.

— Позвольте, генерал, в данном случае было совершенно иное дело; вы вовсе не знаете Канады?..

— К несчастью, это правда, но я надеюсь…

— Вот что я сделал: дело было серьезное, потому что вам приходилось маневрировать в местах, вам совершенно незнакомых; я решился снять подробный план со всей страны на десять миль в окружности; все отмечено с величайшим тщанием, я не забыл ни скалы, ни дерева; когда мы дойдем до озера, то изучим местность с картою в руках, и через четверть часа вы будете знать ваше поле действия так же хорошо, как я сам.

— На этот раз вы спасете мне честь, друг мой; без вас я бы погиб сегодня.

— Может быть; я не хочу, чтобы ваши друзья могли смеяться над нами.

— Благодарю, милый Шарль, — сказал генерал, тронутый.

— Еще одно слово, я вам сейчас доскажу все.

— Да, это самое лучшее, тогда я буду в состоянии судить сам.

— Отлично! Я хотел только сказать вам, что доставил охотника, который служит проводником английской армии, это дает нам возможность сделать все приготовления.

— Это жестокая шутка, — сказал Монкальм, — но на войне всякий старается пользоваться тем, что ему выгодно.

— И я думал так; этот охотник мой друг, и я позволяю себе просить вашей благосклонности для него.

— С этой минуты он может рассчитывать на меня, мой милый Шарль; где план?

— У меня в ягдташе, — отвечал охотник, улыбаясь.

— Хорошо, я думаю, что пока мы оставим этот разговор; гренадеры встрепенулись, лучше помолчим.

— Да, не дадим им возможности делать всегда неприятные догадки; пойдемте вперед.

— Видишь ли, Золотая Пуговица, — говорит один гренадер, — главнокомандующий говорит с Сурикэ на его родном языке.

— И все-таки ты ничего не понимаешь, — отвечал его товарищ, крутя ус, — я понял, что генерал говорит по-марсельски; кажется, большие господа в Версале не говорят ни на каком другом языке.

Солдаты расхохотались, и разговор на том и кончился.

Флибустьеры черепашьих островов говорили, что за демаркационной линией не существует мира с испанцами, и поэтому нападали на них всюду, где могли.

Англичане приняли такую же систему относительно французов в Канаде; таким образом, война никогда не прекращалась; ни договоры, ни капитуляции не имели значения для них, разве только их собственная выгода требовала исполнения поставленных условий. Границы не существовали для англичан, они вторгались на французскую территорию, строили форты среди французских колоний и в случае нужды убивали французских парламентеров, посылаемых к ним для того, чтобы убедить их уважать французские границы.

Они действовали как настоящие флибустьеры, убивали мирных жителей Новой Франции и сжигали их жилища.

Дурная администрация колонии помогала англичанам насколько могла и всеми средствами.

Способ, которым набирались переселенцы в Новую Францию в царствование Людовика XV, делал американскую войну непопулярной, между тем как в Англии война встречалась всеми с сочувствием.

Вольтер даже не боялся писать, что целое столетие война идет в Канаде из-за нескольких акров льда.

Теперь стало известно, чего стоят эти несколько акров покрытые снегом и какие несметные сокровища в них заключаются.

Но англичане, мечтавшие о создании могущественного государства, равного по величине Индии, менее чем через двадцать лет после уступки Канады были жестоко наказаны за свое вероломство и грабительство.

Американцы ненавидели англичан, которых они знали лучше, чем кто-либо другой, так как были с ними одного и того же племени.

«Долг платежом красен»: американцы стремились к свободе, они не хотели переносить ни французского, ни английского ига, не чувствуя в себе достаточно силы, чтобы бороться со своей прежней родиной, они вели двойную игру; они заставили англичан вынимать каштаны из огня, и с их помощью освободились от французов, на которых смотрели как на непрошеных пришельцев.