Яков Наумов - Двуликий Янус

Располагая адресами Гитаева и Малявкина, Горюнов решил побывать в домах, где они жили до войны, порасспросить соседей. Начал он с Гитаева, благо квартира тоже была ближе к военкомату, откуда Виктор Иванович начал свой розыск. Родственники же, друзья, знакомые Гитаева интересовали Горюнова ничуть не меньше, чем связи Малявкина.

Как знать, может, как раз у кого-нибудь из близких Гитаева и скрывались оба преступника все то время, пока находились в Москве? Может, у кого из них и сейчас прячется Борис Малявкин?

Однако Виктору Ивановичу не повезло: дом, в котором семья Гитаевых проживала до войны, был разбомблен; искать же, кто из бывших соседей Гитаевых куда переехал, — дело долгое. Хочешь не хочешь, а приходилось отложить.

Горюнов отправился по адресу Малявкина. Там все сложилось иначе: дом был на месте и собеседники нашлись. Как оказалось, Малявкины занимали до войны комнату в большой, многонаселенной квартире. В таких квартирах соседи обычно знают всё друг о друге. Правда, из постоянных жильцов сейчас мало кто оставался на месте: кто ушел на фронт, кто эвакуировался. Некоторые комнаты, в том числе и комната Малявкиных, были временно заселены новыми жильцами. Но, на счастье Горюнова, нашлись старожилы, такие, что знали Бориса Малявкина чуть не с раннего детства.

Виктор Иванович Горюнов обладал незаменимым для чекиста качеством — он умел легко завоевывать доверие и вызывать на откровенный разговор. Возможно, причиной тому был богатый опыт работы с людьми: Виктор Горюнов ряд лет провел на освобожденной комсомольской работе, не порывал с комсомолом и после окончания высшего учебного заведения, когда работал на одном из крупных московских заводов сначала сменным мастером, а затем и начальником участка. В органы государственной безопасности Виктор Горюнов пришел по партийному набору и здесь вскоре был избран в состав комитета ВЛКСМ наркомата. Располагали к Виктору и его личные качества: приветливость, обаяние, умение легко и непринужденно вести беседу.

Во всяком случае, старшему лейтенанту Горюнову, взявшему на себя роль товарища Бориса Малявкина по фронту, прибывшего в Москву в краткосрочный отпуск, в этот вечер удалось побеседовать по душам кое с кем из старинных соседей Малявкиных и собрать обширные, хотя порой и противоречивые, сведения об этой семье.

О Борисе Малявкине говорили по-разному: одни — с теплотой, как о добром, отзывчивом, развитом мальчике. Другие его поругивали за излишнее самомнение, некоторое себялюбие, бесхарактерность. Одна соседка, пожилая работница, сказала примерно так:

— Борька, он что. Он к кому приклонится, таким и сам будет. Приспосабливается. Без характера. Одним словом, хоть собой и гордый, себя высоко ставит, а жить около людей с положением любит. Взять, к примеру, этого самого профессора, Варламова, что ли, с которым еще отец Бориса когда-то работал. Уж как Борька втерся к этому профессору, как втерся, чуть что не за родственника у Варламовых стал…

Из слов общительной женщины, как и других соседей Малявкиных, Горюнову стало ясно, что после ухода в армию Борис Малявкин дома не появлялся и вестей о себе не подавал. Не было сведений и о матери Бориса после ее эвакуации из Москвы. Семья, временно живущая в комнате Малявкиных, тоже никаких сведений о прежних хозяевах не имела. И все же Виктор Иванович услышал ряд имен, получил некоторые сведения кое о ком из близких, знакомых и друзей Бориса Малявкина. Необходимые данные для начала розыска теперь имелись, и Горюнов возвращался в наркомат в самом радужном настроении.

Поиски Скворецкого были куда менее успешны: Кирилл Петрович тщательно исследовал содержимое полевых сумок Гитаева и Малявкина, но ровно ничего заслуживающего внимания не обнаружил. В сумке Гитаева Кирилл Петрович нашел несколько неиспользованных продовольственных аттестатов, старую, изрядно потертую на сгибах полевую карту одного из районов Калининской области, несколько номеров газет за первые числа июля да два письма, адресованных Гитаеву, содержание которых не представляло никакого интереса и нисколько не проливало света на причины его появления в Москве.

Не лучше обстояло дело и с сумкой Малявкина. Там тоже не было ничего, что помогло бы определить местонахождение владельца сумки. Если что и привлекло внимание Скворецкого, так это томик Бальзака «Блеск и нищета куртизанок». Заинтересовала майора не сама книга, а надпись, сделанная на обороте обложки: «Люда, 845649».

Что могла означать эта запись? Кем она была сделана? Малявкиным? Поскольку книга находилась в его сумке, надо полагать, что им. Но зачем? И, главное, что она означает? Женское имя и набор цифр. Как это понимать?

Возможно, Кирилл Петрович долго бы еще ломал голову над странным сочетанием имени и цифр, если бы его не оторвал телефонный звонок. Экспертиза документов Гитаева и Малявкина была закончена. Все личные документы как одного, так и другого оказались подлинными. Единственным документом, вызвавшим у экспертов некоторые сомнения, было командировочное предписание, выданное воинской частью старшим лейтенантам Гитаеву и Малявкину. Впрочем, на первый взгляд бланк предписания был подлинным. Сомнение вызвали подписи. Но ничего определенного эксперты сказать пока не могли: требовалась дополнительная проверка. Вероятнее всего, длительная.

Подлинными оказались и бланки продовольственных аттестатов, хотя и были заполнены фамилиями давно погибших людей.

Факт подлинности документов Гитаева и Малявкина значил немало. Теперь оставалось предъявить их фотографии тем, кто видел в лицо преступников, задержанных на продовольственном складе, чтобы окончательно установить, были ли это Гитаев и Малявкин или их документами воспользовался кто-либо другой.

Лучше всех могли помочь в опознании работники продсклада — капитан Попов и лейтенант Константинов, но где их сейчас найдешь? Тот и другой находились в составе оперативных групп на московских вокзалах в поисках Малявкина. И все же опознание откладывать нельзя: от его результата зависят все дальнейшие мероприятия по розыску.

Выяснив, на каком вокзале какая оперативная группа находится и где Попов, где Константинов, Скворецкий выехал на Курский вокзал, к Попову. Едва он разложил перед капитаном несколько фотографий, как тот уверенно указал на изображения Гитаева и Малявкина. Последние сомнения отпали: Гитаев — это Гитаев, а Малявкин — Малявкин. Уже хорошо! Куда сложнее было бы вести розыск, если бы под прикрытием их документов действовал кто-то другой. Грош цена была бы тогда связям подлинных Гитаева и Малявкина, ничем бы знание этих связей не помогло в розыске.

И все же Скворецкий с Курского вокзала проехал на Ленинградский. Там кочевал с Ленинградского на Казанский, с Казанского на Ярославский и с Ярославского снова на Ленинградский лейтенант Константинов.