Яков Наумов - Двуликий Янус

Здесь, в русском поместье, в 1897 году, и родился Франц Иоганн Беккенбауэр, будущий «Зеро», здесь прошло его детство. Когда ему исполнилось восемь лет, родители отдали его в немецкую гимназию, находившуюся в ближайшем крупном городе. В гимназии, как и в семье, Беккенбауэра-младшего воспитывали в чисто немецком духе, в духе преданности Германии, кайзеру. Значительную роль в этом играла мать Франца, происходившая из старинного прусского рода. Кем был его отец на самом деле, «Зеро» не знает, но предполагает, что не только управляющим имением.

— Кем же? Шпионом? — уточнил Горюнов.

Беккенбауэр пожал плечами:

— Разведчиком, вы хотите сказать? Возможно.

— Почему так неопределенно, Беккенбауэр? Вы уж не скромничайте.

— Я и не скромничаю, но точно мне ничего не известно. Во всяком случае, когда наша семья вернулась на родину, в Германию, — это произошло в 1914 году, незадолго до начала первой мировой войны, — отец сразу надел военный мундир с погонами майора. А еще год спустя, в 1915 году, в самый разгар войны, он определил меня в офицерское училище. Сам он вскоре ушел на фронт и в том же, 1915 году погиб.

Надо сказать, продолжал «Зеро», что среди знакомых Беккенбауэра-старшего преобладали, как оказалось по возвращении в Германию, военные, со многими из которых познакомился и молодой Беккенбауэр, в том числе и с будущим главнокомандующим сухопутными войсками Германии генерал-полковником фон Фричем, опороченным и изгнанным Гитлером и его кликой из армии в 1938 году.

В офицерском училище Беккенбауэр-младший пробыл недолго. Где-то наверху учли его особые качества — знание России, превосходное владение русским языком, — и судьба будущего «Зеро» была решена. Он был переведен в специальную школу, готовившую разведчиков, а в 1918 году направлен в Россию.

— Стоп, — поднял руку Скворецкий. — Направлены в Россию? Как? В каком обличье?

— Я «вернулся» на «родину» под видом освободившегося из плена в связи с окончанием войны русского солдата.

— И сразу стали Поповым?

— Да, я был снабжен документами на имя рядового Ивана Степановича Попова. Так началась моя новая жизнь в новом обличье. Как я жил, чем занимался все эти годы, без малого четверть века, рассказывать долго: всякое было. Работал на заводе, учился, пошел в армию, сначала вольнонаемным, в военторг, потом в кадры, интендантом. Этого я и добивался…

— Хорошо, — прервал «Зеро» Кирилл Петрович. — Вашей так называемой «трудовой деятельностью» мы займемся в другой раз, а сейчас рассказывайте о шпионской работе.

— Но разведывательной работы до последних лет я почти не вел, — возразил Беккенбауэр.

— Не вели? Вы хотите сказать, что вас заслали в Советскую Россию в шпионских целях еще в 1918 году, а вы долгие годы сидели и бездействовали? Так вас надо понимать?

— Не совсем так. Видите ли, я был направлен в Россию с дальним прицелом.

— То есть? — спросил Горюнов.

— Моя основная работа должна была начаться в военное время, только со вступлением Германии в войну.

— Какую еще войну? Или командование германской армии, милитаристские круги Германии планировали новую войну против России еще в 1918 году, когда не кончилась первая мировая война?

— Этого я не знаю, — пожал плечами «Зеро». — Это вне моей компетенции. Полагаю, никто тогда войны не планировал, но готовым нужно было быть ко всему. Этим и определялись поставленные передо мной задачи.

— А вы, значит, — настаивал Виктор, — так-таки ничего до начала войны и не делали? В качестве шпиона я имею в виду.

— Разведчика, — невзирая на пренебрежительный жест Горюнова, педантично повторил «Зеро». — Нет, почему ничего не делал? Кое-что делал.

— Уточните, — потребовал Скворецкий.

— Как я уже докладывал, я периодически составлял обзорные донесения и пересылал их по начальству. Правда, начал я этим заниматься не сразу, лишь с тридцатых годов, когда устроился в Красной Армии.

— Ну еще бы, куда уж там сразу! Вам же нужно было «акклиматизироваться». Так, что ли?

— Конечно, и на акклиматизацию требовалось время, но главное, это те задачи, которые передо мною были поставлены.

— Это мы уже слышали. Потрудитесь сказать, каким путем вы пересылали ваши шпионские донесения? — спросил Скворецкий.

— У меня была связь с одним из сотрудников германского посольства в Москве. Через него же я получал деньги и инструкции. Кроме того, после 1931 года я трижды бывал в Германии и лично докладывал руководству военной разведки добытые мною сведения и свои соображения.

— Бывали в Германии? Каким образом?

— Нелегально, конечно. Делалось это так…

— Минутку, — остановил арестованного Скворецкий. — К вашей довоенной шпионской работе мы еще вернемся, как и к поездкам в Германию, сейчас нас прежде всего интересует вопрос о последних двух годах, годах войны. К этому и переходите. Только одно: когда вы были в Германии в последний раз?

— Последний? В конце 1940 года. В ноябре.

— Кому и что докладывали?

— Я был у генерала Грюннера, которого знавал и раньше, а также был принят самим начальником абвера. Представил подробный доклад о состоянии вооруженных сил вашей страны, вооружении, вещевом и прочем довольствии. Доклад мой был принят далеко не благосклонно. Если бы не полковник Кюльм, вставший на мою защиту, не знаю, чем бы все кончилось.

— Кюльм? А разве вашим шефом был не генерал Грюннер?

— Грюннер — ничтожество. — «Зеро» сделал пренебрежительный жест рукой. — Он мелкий карьерист, тупица и никогда не поднимет голоса в чью бы то ни было защиту. Всему голова в нашем отделе — Кюльм. О, это настоящий разведчик!

— Понятно. Еще вопрос: значит, уже тогда, в 1940 году, шла речь о предстоящей войне против Советского Союза? Так. Какие же задачи были перед вами поставлены в связи с готовившимся фашистами разбойным нападением на нашу страну?

— Тогда, в 1940 году, никаких новых конкретных задач передо мной не ставилось — оставались прежние: сбор сведений, информация. Был, правда, разговор о налаживании диверсионной деятельности, но он носил общий характер.

— Связь, по возвращении в Москву, вы поддерживали прежним путем, через того же сотрудника германского посольства?

— Да. Однако встречались мы крайне редко: раз в четыре-пять месяцев. Не чаще.

— Хорошо. В дальнейшем мы уточним все обстоятельства, все подробности этой связи. Другие каналы у вас были?

— Был еще один, резервный. Через сотрудника посольства одной из нейтральных стран. Им я стал пользоваться после начала войны, когда Германское посольство эвакуировалось из России.

— Где вы встречались с этим «нейтралом»? Как часто?

— Я с ним не встречался. В глаза его ни разу не видел.

— Позвольте, — возмутился Кирилл Петрович, — ведь только что вы говорили… Или…