Яков Наумов - Тонкая нить

Возражать дальше Елистратов не стал, не решился. Он молча достал из папки протокол допроса и протянул полковнику. Полковниц взял протокол и принялся внимательно читать страницу за страницей, передавая затем каждую Миронову. Не успели они покончить с протоколом, как полковнику доложили, что бывший владелец типографии доставлен. Ожидает в приемной.

— Пусть войдет, — сказал полковник и добавил, обращаясь к Елистратову и Миронову: — Вас прошу присутствовать.

Как и предполагал Миронов, с этим допросом получился чистейший конфуз: из предъявленных ему фотографий пяти пожилых мужчин бывший владелец типографии не смог опознать ни одного. Он не только не мог сказать, изображен ли на фотографиях тот, кто вручал ему заказ на печатание листовки, но не узнал и Лаптина, фотографии которого не запомнил.

Закончив допрос и отпустив бывшего владельца типографии, полковник предложил Елистратову и Миронову совместно возобновить допрос Лаптина. Допрос, однако, полковник вел сам, давая понять, что чье-либо вмешательство будет нежелательно. Допрашивал он сухо, деловито, умело. Начал с вопроса, подтверждает ли Лаптин свои показания об изменнической деятельности в связи с немецкой разведкой. Лаптин, угрюмо посматривавший то на полковника, то на Елистратова, подтвердил свои показания. Елистратов торжествующе улыбнулся.

— В чем конкретно выражалась ваша работа в фашистской разведке? — спросил тогда полковник. — Перечислите, какие задания получали, от кого конкретно, как их выполняли?

— Задания? — растерялся Лаптин. — Насчет заданий не знаю… Работал я в мастерских, которые принадлежали разведке, в порту, а насчет заданий…

Полковник быстро задал новый вопрос:

— Откуда вам известно, что мастерские принадлежали разведке?

— Откуда? Так гражданин следователь мне это сам же сказал. — Лаптин кивнул в сторону Елистратова.

На этот раз Елистратов не улыбался.

— А я спрашиваю вас, а не следователя. Вы лично когда, где, каким образом узнали, что фактическим хозяином мастерских являлась разведка?

— Я узнал здесь, на допросе, — нехотя сказал Лаптин.

— Здесь? Так. Ну, а в чем все-таки выражалась ваша связь с разведкой? В том, что вы работали в мастерских, или еще в чем-либо?

— В чем же еще? Работал в мастерских слесарем, и все.

— Сколько человек работало в мастерских при немцах? — последовал новый вопрос.

— Гражданин начальник, — взмолился Лаптин, — ну откуда мне это знать? Может, двести, а может, и триста…

— Так что же, все двести или триста рабочих, мастеров, служащих сотрудничали с германской разведкой, были изменниками и предателями?

Лаптин молчал. Что он мог сказать? Этот допрос совсем не походил на прежний…

— Ну что же, Лаптин! Что же вы молчите? — настаивал полковник. — Значит, все работавшие в мастерских были шпионами?

Лаптин сокрушенно махнул рукой.

— Не знаю я, ничего не знаю.

— Сколько лет вы работаете на производстве? — неожиданно спросил полковник.

— Я? — Лаптин поднял голову. Лицо его просветлело, глаза заискрились. — Да уже около полусотни будет. Ведь работать-то я начал еще на телефонном заводе, при старых владельцах, где работал и мой отец. До революции. Сначала мальчиком, потом слесарем. Мастером стал только в последние годы…

Чем дальше ставил вопросы полковник, тем подробнее и живее отвечал Лаптин, тем очевиднее становилась вся вздорность показаний, записанных Елистратовым.

Закончив допрос, полковник распорядился отпустить Лаптина и, как только тот ушел, с горечью обратился к понуро сидевшему Елистратову:

— Как вы, опытный следователь, могли так тенденциозно вести допрос, так издеваться над человеком? Это же преступно!..

— Товарищ полковник, — бледнея, сказал Елистратов, — вы заблуждаетесь. Просто у нас разные методы ведения допроса. С вашим методом тоже можно поспорить…

Полковник с недоумением посмотрел на него. Потом сокрушенно покачал головой:

— Нет, ничего вы не поняли, ровно ничего… Я вынужден буду отстранить вас от дальнейшего ведения следствия и доложить о ваших действиях Москве. И вообще… Вообще думаю, вам бы лучше вернуться в Москву: ведь свои-то дела вы здесь закончили?

Позднее Миронов узнал, что Елистратов получил по заслугам: он был с позором изгнан из органов и исключен из партии. Но произошло это уже после того, как, закончив свои дела, Андрей уехал из Энска. Тогда же, в тот день, Миронов вызвал на допрос Рыжикова. Недостающая зацепка теперь появилась: то, что рассказал о Рыжикове Лаптин (спекуляция дефицитными радиодеталями), служило естественным предлогом для вызова Рыжикова. Деваться ему было некуда. А изобличив его в одном, легче было добиться правды и в остальном.

Едва Рыжиков вошел в кабинет, едва уселся, как Миронову стало очевидно, что Рыжиков трусит, трусит до ужаса. Его лицо то краснело, то бледнело. Он никак не мог совладать со своими руками: то складывал их на груди, то совал в карманы брюк, то клал на колени. То и дело Рыжиков непроизвольно глотал набегавшую слюну.

Миронов встал, подошел к столику, на котором стоял графин с водой, наполнил стакан до краев и протянул Рыжикову:

— Нате-ка, выпейте.

Рыжиков еще раз судорожно глотнул, взял стакан и залпом осушил его. Зубы его предательски лязгнули о край стакана.

— Что вы так волнуетесь? — спросил с усмешкой Миронов.

— Я н-н-не в-в-волнуюсь. В-в-вам кажется, — пытаясь сдержать нервную дрожь, ответил Рыжиков.

Миронов поставил стакан на место и сел за стол. Причины испуга Рыжикова были ясны. Как удалось установить, этот человек частенько встречался с фарцовщиками, спекулировавшими заграничным барахлом, которые еще не полностью перевелись в Энске, крупном портовом городе. Если к этому добавить встречу с Лаптиным, во время которой Рыжиков пытался обменять дефицитные радиодетали (не краденые ли?) на приемник, то становилось понятно, что у него были основания волноваться при встрече с представителем следственных органов. Но только ли в фарцовщиках, только ли в дефицитных радиодеталях дело?

— Ну как, Рыжиков, начнем? — спросил Миронов.

— Что начнем? — все еще полязгивая зубами, сказал Рыжиков.

— Как — что? — удивился Андрей. — Рассказ о ваших похождениях. Что же еще?

— Каких похождениях?

— Знаете что, Рыжиков, — спокойно сказал Миронов, — так дело не пойдет. Зачем играть в прятки? Если вас затрудняет, с чего начать, я подскажу, помогу вам. Можете начать хотя бы с рассказа о том, где вы добываете дефицитные детали, которые предлагали Лаптину, мастеру портовых радиомастерских, в обмен на приемник…

— Я скажу, скажу все, — шмыгнув носом и всхлипывая, заговорил Рыжиков. — Я, конечно, нехорошо поступил с этими деталями. Не надо было их брать. Но это был брак, понимаете, брак. Они все равно пошли бы на выброс.