Джон Колдуэлл - Отчаянное путешествие

Очень тревожили меня шпангоуты – как-никак они служили уже двадцать шесть лет. Лежа в каюте и слушая, как стонет мое суденышко под натиском океана, я не мог поверить, что его обшивка служит уже столько лет. Несмотря на свой почтенный возраст, «Язычник» держался молодцом.

Около двух часов ночи я услышал гулкий удар – это лопнула ванта. Она застонала, подобно раненому существу. Я отдраил люк и выглянул наружу. Гигантские валы, подхлестываемые ветром, дыбились с обоих бортов. Ветер, усиливаясь, давил на меня.

Яхта резко уваливалась. Мачта ее описывала все более широкую дугу: под могучими порывами ветра она наклонялась так сильно, что чуть не касалась гребней волн.

Стремительно скатившись с очередной волны, яхта врезалась в следующую, содрогаясь под многотонным грузом зеленоватой воды. А когда нос выныривал на поверхность, по палубе катился целый каскад, низвергавшийся с кормы обратно в океан.

Очутившись между двумя волнами, яхта на мгновение оказывалась защищенной от ветра и резко выравнивалась. Потом она снова взлетала на гребень и под напором ветра почти валилась на бок. Я не мог удержаться на ногах. Когда на «Язычник» обрушивались огромные валы, гонимые ураганом, он подскакивал особенно высоко. Нос взлетал вверх, словно подброшенный динамитом, яхта резко кидалась в сторону, волны, захлестывая палубу, тянули ее вниз, а подветренный борт исчезал в океане. Потом яхта стряхивала с себя груз воды и катилась вниз с волны.

Лопнувшая ванта – передняя по правому борту – со свистом, как хлыст, рассекала воздух. Она как бы кричала об опасности, грозившей мачте, которая раскачивалась в бушующем мраке, удерживаемая только одной правой вантой.

Ветер сорвал у меня с головы вязаную шапочку и унес ее прочь. Вскоре я вымок до нитки.

Оглядев бушующий океан, я убедился в полной бесполезности спасательного пояса и тут же снял его.

Прежде чем выскочить на палубу, я обвязался прочной веревкой, а конец ее привязал к поручням рубки. Выждав, пока вода схлынет, я вылез из люка, захлопнул крышку, побежал на шкафут и растянулся на палубе головой к носу яхты. Ветер цепкими пальцами схватил полу моей рубашки, раздул ее, раздирая ее в клочки и отрывая пуговицы. Напрягая все силы, я удерживался на месте. Встать или хотя бы сесть на таком ветру было немыслимо. Когда я на мгновение поднимал голову, глаза начинали болеть, а волосы били меня по лицу.

Еще до урагана я протянул спасательный леер от носа к корме, пропустив его через ванты. Два других леера были протянуты вдоль бортов к румпелю. На этих леерах через каждые два фута были завязаны двойные узлы, за них я теперь хватался каждый раз, как очередной поток воды с шумом прокатывался по палубе.

Я подтянулся на несколько футов вперед и тут же уцепился за леер руками и ногами. Когда вода снова схлынула, я передвинул немного вдоль поручня конец, которым обвязался вокруг пояса, и опять продвинулся вперед. Двигался я, конечно, очень медленно. Наконец, я добрался до правых вант и осмотрел повреждение.

Оказалось, что ослабел талреп задней ванты. Качания мачты, описывавшей широкую дугу, натянули переднюю, более слабую ванту, уже поврежденную скатом, и она лопнула. Теперь мачту удерживала только одна ванта, которая не была достаточно туго натянута, поскольку развинтился талреп. Нагрузка на нее была огромна, и я знал, что долго она не выдержит. Всякий раз, как корма яхты подымалась, а нос врезался в волну, мачта, казалось, готова была переломиться у основания.

Я затянул талреп руками, но этого было недостаточно. Одна ванта не могла удержать мачту. Спасти ее можно было, только сделав отчаянную попытку ослабить талреп штага у форштевня и заложить его за вант-путенс лопнувшей ванты в качестве фальшивой ванты.

Когда очередная волна, окатив меня с ног до головы, исчезла за кормой, я приготовился отвязать конец и закрепить его на несколько футов ближе к носу, чтобы потом пробраться к форштевню. Я двигался по палубе медленно и осторожно. В промежутке между двумя волнами я надежно закрепил конец впереди себя. Если бы не этот трос, волны давно смыли бы меня за корму.

Последний участок палубы до переднего люка был особенно опасным, так как там некуда было привязать конец и я мог держаться только за леера. Я следил за тем, как волны перехлестывают через поручни, выжидал… потом ринулся вперед. Удача! Волны с недовольным ворчанием окатывали меня, когда я приступил к работе. Я торопливо освободил фока-штаг и, крепко сжимая его конец, скользнул назад к вантам.

Лежа на спине, я подставлял ветру только поднятые руки. Я не спешил, тщательно обдумывая каждое свое движение. Наконец все было кончено: «Язычник» вновь обрел все четыре ванты, и я вздохнул с облегчением. Теперь, когда мачта была надежно закреплена, палуба яхты выглядела уже не так мрачно. Но тут я совершил ошибку, едва не стоившую мне жизни. Забыв об урагане, я приподнялся, чтобы полюбоваться делом своих рук. Яростный ветер согнул меня почти пополам, волна с ревом подхватила меня, ударила о рубку, потом о ванты и унесла через поручни в бушующий океан.

К счастью, я был обвязан вокруг пояса тросом. Океан вертел и швырял меня во все стороны. Яхта накренилась, а я барахтался в бурлящей пене, крепко стиснув губы, чтобы не захлебнуться. Я все время ударялся о корпус яхты, то погружаясь в воду, то всплывая на поверхность. Одна из волн нависла так круто, что яхта не могла вскарабкаться на нее. «Язычник» резко накренился, высоко задрав наветренный борт. Меня буквально вырвало из воды, и если бы не ветер, я мог бы прогуляться по борту яхты как по полу. Надо мной с журчанием стекала вода.

Мое суденышко, очутившись между ветром и волной, нырнуло в воду. Я порадовался тому, что меня не было в эту минуту на яхте, так как волна поглотила ее нос и могучим потоком прокатилась по палубе.

Когда океан повлек яхту дальше, я хлебнул немало соленой воды. Я беспорядочно бил по воде руками и ногами, яхта прыгала и кружилась на волнах, казалось, вот-вот она завалится на бок и пойдет ко дну.

Через несколько минут отчаянной борьбы с океаном я вконец обессилел. От ударов о корпус у меня гудела голова, соленая вода попала в желудок и легкие, я начинал задыхаться. Не в силах больше бороться за свою жизнь, я перестал сопротивляться, мне все уже было безразлично. Рядом я видел борт яхты и серую громаду волны, но не мог ни добраться до судна, ни уклониться от удара. Я весь обмяк, стал как бы частью моря. Я уже слышал пение сирен.