Джон Колдуэлл - Отчаянное путешествие

Спускались сумерки. Я был измучен и страшно голоден. Есть было нечего, кроме примочки, бриллиантина да армейских башмаков. Но я еще не дошел до такого состояния, чтобы жевать башмаки, а поэтому, в последний раз оглядев океан, откачал воду, спустился в каюту и лег натощак.

Слишком тяжел был день, чтобы я мог спать спокойно. Мне все время снилась еда: сосиски, бифштексы, колбасы, шоколадные торты вихрем вертелись в моем воображении, я стонал и метался на койке. Под утро мне приснилось, что я жую жирного цыпленка и прошу принести мне вторую порцию. Проснувшись, я обнаружил, что сижу на койке и во все горло кричу, требуя цыпленка.

Пол каюты был залит водой больше чем на фут. Снаружи слышался непрерывный плеск волн, лизавших обшивку яхты. Я поднялся на палубу и целый час откачивал воду.

Чуть свет я проснулся от резей в желудке. Больше я не мог уснуть, меня все время мучила мысль об остроге, которую я должен сделать. Вскоре я встал и приступил к работе. Для этой цели я использовал одно из весел, подаренных мне жителями Жемчужных островов. Я отпилил лопасть весла в футе от его конца, потом забил в лопасть по самую шляпку четыре гвоздя, выровнял их концы так, что они образовали подобие зубцов, и приладил лопасть перпендикулярно к веслу – острога была готова.

На рассвете я уже сидел на корме, подкарауливая свою жертву. Спиннорог лениво кружился около яхты, слегка поводя плавниками. Вскоре он выплыл на поверхность, греясь в лучах восходящего солнца. Первый мой удар не попал в цель, рыба повернулась, не понимая, в чем дело, и подставила мне бок. Тут уж промахнуться было невозможно.

Вскоре спиннорог уже жарился на примусе, от сковороды поднимался густой черный дым… Поскольку все машинное масло было израсходовано на птицу, рыбу пришлось жарить на бриллиантине. Съел я ее так быстро, что мне было совершенно безразлично, на чем она поджарена. Съел целиком – с головой, плавниками, чешуей, на этот раз не осталось даже костей.

У меня появилось твердое убеждение: когда есть пища, надо с ней расправиться, когда нет – стараться не думать о ней.

После еды на душе у меня сразу стало веселее. Ко мне вернулась уверенность в близости земли – я ожидал увидеть ее около полудня. Об этом говорили многие признаки. Летучие рыбы попадались в таком изобилии, какого я ни разу не видел после урагана, и Старый Бандит со своей шайкой весело охотились за ними. Несколько морских прибрежных птиц парили над прожорливыми дельфинами, кидаясь на летучих рыб. А за кормой в темной воде угрожающе мелькали остроконечные плавники – это плыла стая хищных акул.

Целый день я простоял около мачты, следя за каждым облачком. Стало смеркаться, а горизонт по-прежнему был пустынен. При малой скорости яхты я мог не бояться налететь на что-нибудь в темноте. Откачав воду, я пошел спать.

В эту ночь меня охватил сильный приступ тоски по дому – нервное возбуждение, которое часто испытывают моряки вблизи земли. Спал я беспокойно, меня все время преследовали кошмары, один раз я проснулся с громким криком «Земля!» и стремглав бросился на палубу, уверенный, что увижу ее. Чуть свет я уже залез на мачту и высматривал парус или очертания суши.

Когда рассвело, серой полосы, которая могла бы оказаться землей, не было видно. Над океаном летали те же птицы, что и все последние дни, мне только показалось, что их стало больше.

Две птицы особенно заинтересовались яхтой. Они проносились в каком-нибудь десятке футов от кормы, замедляли свой полет, потом описывали плавную дугу и снова возвращались назад. Будь у меня оружие, можно было бы сбить одну из них, когда.они парили в воздухе. Внезапно у меня мелькнула мысль, что лук и стрелы были бы вполне подходящим оружием.

Я спустился вниз и после довольно долгих раздумий решил оторвать от рубки одну из дубовых планок. На это ушло около часа. Птицы, продолжая охотиться, по-прежнему проносились над кормой; теперь, когда я ушел с палубы, они пролетали все ближе. Проработав еще час, я распилил планку, обтесал ее топором и обстрогал, превратив в какое-то подобие лука. Сделать стрелы было гораздо легче: я просто отпилил несколько длинных планок от сосновой доски, проволокой прикрутил к концам по гвоздю и решил, что можно обойтись без оперения. Тетивой послужил кусок проволочной ванты.

Приладив стрелу к тетиве, я стал ждать удобного момента для выстрела. Стоял я в каюте, намереваясь стрелять через люк. Когда птица оказывалась над моей головой, я пускал стрелу, но все время мимо. При каждом выстреле сердце у меня замирало: мне казалось, что на этот раз я не промахнулся.

Птицы стали осторожнее. К полудню я выпустил девять стрел, и фрегаты уже не подлетали так близко к яхте.

После множества попыток гвоздей осталось очень немного. Я сделал еще двенадцать стрел и за день расстрелял их все до единой. Голод, усталость и долгие часы нервного возбуждения начинали сказываться. Теперь осталось лишь несколько гвоздей – в крышке переднего люка, куда я забил их, готовясь к урагану. Я вытащил последние гвозди, сделал еще несколько стрел и возобновил охоту на неповоротливых фрегатов.

Лук начал дрожать у меня в руках. Неожиданно я попал в цель. Стрела угодила прямо в голову птице – фрегат сразу обмяк и плюхнулся в воду в нескольких футах от борта. Если бы не акульи плавники, я бы бросился вплавь за своей добычей. Я подтянул к корме надувную лодку, прыгнул в нее, подгреб к неподвижному комку перьев. Взбираясь на палубу, я торопливо ощипывал птицу.

Второй день подряд у меня была пища, и это сильно подняло мое настроение. Надежды мои вновь ожили: земля непременно покажется завтра утром, в крайнем случае к полудню, а вечером я буду наслаждаться вкусным обедом на морской базе на острове Тутуила. К тому же мне пришла в голову мысль изготовить рогатку, срезав кусок резины с надувной лодки. При помощи этого нехитрого приспособления я смогу подбить гораздо больше птиц, чем стрелами из лука. Впервые за много ночей вместо кошмаров я видел сладкие сны.

Наутро, не найдя на горизонте земли, я приступил к изготовлению рогатки.

Мне хотелось сбить нескольких птиц, чтобы продержаться еще день, пока не появится земля. В детстве я частенько делал рогатки и теперь легко изготовил это мальчишеское оружие. Вскоре я уже сидел в кокпите, вооруженный рогаткой и пригоршней гаек, свинченных с мотора.

Первый мой выстрел оказался неудачным – вероятно, я слишком тщательно целился. Кроме того, крупные фрегаты, в которых легко попасть, исчезли, и теперь над яхтой кружили только быстрые мелкие крачки. К одиннадцати часам я подбил одной из них крыло, но птица села на воду слишком далеко от судна, чтобы плыть к ней на резиновой лодке. Когда я лег на другой галс и попытался подвести к ней яхту, она снялась с места и полетела на восток. Мне не повезло, но вокруг было много других птиц.