Джон Колдуэлл - Отчаянное путешествие

Все произошло так мгновенно, что я испугался: а вдруг мне это почудилось? Но на песке остались следы, и это меня успокоило. Теперь по крайней мере хоть кто-то обо мне знает.

Я опять уснул, но часто просыпался и смотрел в сторону того мыса, за которым скрылись ребятишки. Прошло несколько томительных часов. Прилив затопил пляж. Под напором свежего ветра вода клокотала у подножия скалистой стены, и брызги взлетали высоко вверх, оседая на кустах и лианах.

Внезапно я услышал громкие крики и взглянул вниз. Вдалеке показалась лодка, в которой сидело шесть юношей. Они плыли, ловко отталкиваясь шестами от мелкого дна. Я окликнул их, став на одно колено, чтобы удобнее было смотреть; они подозрительно уставились на меня. Теперь нас разделяло не больше тридцати ярдов.

По– видимому, до тех пор им не часто приходилось встречаться с белыми. Я догадался, что в деревне недоверчиво отнеслись к рассказу перепуганных малышей и послали этих юношей разузнать обо мне подробнее.

Я знаками попросил их войти в бухточку, чтобы можно было опуститься к ним по скалам. Они храбро попытались ввести неустойчивую лодку в узкий проход, но не смогли сделать это – порывистый ветер, прилив и бурные волны оказались сильнее их.

Дружелюбно улыбаясь, они объяснили, что не могут войти в бухту, и предложили мне перебраться на утес, стоявший у берега, футах в сорока от меня. Оттуда я мог бы спрыгнуть в лодку. Стоило мне добрести до утеса – и я был бы спасен. Я хотел встать, но не смог, и островитяне увидели, как я беспомощен.

Они дали мне понять, что плывут в деревню, но скоро вернутся обратно. Тогда я знаками растолковал им, что у меня нет ни пищи, ни воды, а потом бессильно опрокинулся на спину, показывая, что если они не поторопятся, то едва ли застанут меня в живых. Лежать на спине было так спокойно. Я сразу забыл об островитянах и снова задремал.

Проснулся я от плеска воды. Было темно. Мне показалось, что я снова на яхте, в тесной холодной каюте. «Пора откачивать воду из трюма»,– подумал я и стал шарить вокруг в поисках чая. Хоть бы щепотку пожевать, качая помпу! Рука коснулась шершавой поверхности скалы, и я, вспомнив где нахожусь, стал вглядываться в темноту, окутывавшую лагуну.

Волны с грохотом бились о берег. Снова начался прилив. Дул резкий ветер, и соленые брызги обдавали заросли.

Я решил, что островитяне не нашли меня. Не в силах долго сидеть, я лег на бок, так, чтобы через просвет между скалами видеть море.

Было холодно, мокрая одежда прилипла к телу. Я уже начал отчаиваться, как вдруг на море, далеко от берега, показались огни. Я знал, что это пришла лодка. Скоро показались две или гри лодки. Поровнявшись со мной, островитяне остановились и, видимо, бросили якоря, чтобы решить, как быть дальше.

Факелы ярко пылали на ветру. Когда шум моря и ветра на мгновение стихал, я хриплым голосом звал на помощь. Островитяне услышали меня, в ответ донеслись их ободряющие крики.

Разумеется, они не решались подойти к берегу на своих хрупких лодчонках, которые первая же волна разнесла бы в щепки.

Проходили часы, факелы мало-помалу гасли, и, наконец, остался только один. Я уже потерял надежду на спасение. Островитяне, видимо, ждали рассвета. Промокнув до костей, я жестоко страдал от холода и отчаяния. Но что поделаешь, видно, здешние жители не могли найти средства снять меня со скал прежде, чем наступит утро.

Я закричал так громко и пронзительно, что люди в лодках зашевелились. Снова зажглись факелы, послышались голоса, потом одна из лодок снялась с якоря и медленно поплыла на север. Островитяне что-то придумали.

Остальные лодки подошли к берегу футов на пятьдесят. При свете факелов я видел обнаженные плечи и головы, покрытые густыми волосами. Люди с лодок кричали что-то и указывали на.север.

Я обратился к ним по-испански, потом по-французски; они дружелюбно отвечали что-то на своем языке и все указывали факелами на север.

Немного погодя я услышал треск кустов и сучьев. Я лег на землю плашмя и прислушался. Чей-то голос окликнул меня на незнакомом языке, я ответил и с трудом приподнялся. С лодок тоже раздались крики, и воздух огласился нашей разноголосой перекличкой.

Вдруг из темноты вынырнул факел и повис в воздухе над моей головой. Послышался удивленный возглас и дыхание запыхавшегося человека. «Здорово, приятель»,– только и мог вымолвить я и, не в состоянии больше сидеть, протянул к нему руки.

При свете факела я видел крепкие плечи, густые черные волосы. Это был рослый человек. Звучным голосом он сказал мне несколько успокоительных слов и повелительно крикнул что-то в сторону лодок. Свет исчез, сильные руки обхватили меня и легко подняли в воздух.

Мой спаситель быстро отнес меня к той скале, куда раньше мне предлагали спуститься юноши. Он держал меня на руках, пока не подоспела лодка, полная гребцов. Я слышал, как яростно бьют по воде весла, как шесты ударяются о неровную черную скалу, толкая лодку вперед. Громко звучали слова команды. И вот уже лодка, освещенная факелами, подпрыгивает на волнах прямо под нами. Туземцы обменялись несколькими громкими фразами. Нос лодки со скрежетом терся о скалу. Мой спаситель стал осторожно спускать меня вниз, держа за ноги. Кто-то подхватил меня и, ощупав, издал удивленный возглас – видимо, его поразила моя худоба. Когда я очутился в безопасности, прозвучал торжественный крик, подхваченный на других лодках.

Через мгновение я почувствовал сильный толчок, и наша лодка содрогнулась – это мой спаситель спрыгнул в нее со скалы. Просто чудо, как он не сломал ногу и не проломил дно.

Меня положили на корме. Гребцы налегли на весла, и лодка стала быстро удаляться от скалистого берега. Подошел мой новый друг и заботливо укрыл меня куском грубой ткани. Когда я знаками показал, что хочу пить и есть, он дал мне печеной кумалы, похожей на картофель, и я тут же отправил в рот порядочный кусок. Долгие дни и ночи безнадежного отчаяния остались позади. Пища и горшочек местного чая сделали меня самым счастливым человеком на свете. Я, забыв об осторожности, яростно впился зубами в кумалу и стал жадно глотать ее, запивая горячим чаем.

Насыщаясь, я вздыхал и смеялся к большому удовольствию моих друзей, которые поощряли меня и радостно улыбались, когда я снова и снова набивал себе рот. Я знал, что мне нельзя есть много, но все доводы померкли, как только во рту у меня оказалась пища.

Наконец, насытившись, я лег на спину и заснул, убаюканный стуком весел и шестов и звуками незнакомой речи.

Когда я очнулся, то сразу понял, что мы уже в деревне. Я лежал в тростниковой хижине, над головой у меня были стропила и соломенная крыша. Балки из древесины кокосовой пальмы поддерживали настил из веток пандануса, перевязанных веревками. Я догадался, что это хижина моего спасителя.