Эдгар Берроуз - Тарзан и его звери

Радость Тарзана была безгранична, когда Джэн сказала ему, что ребенок, умерший в деревне Ваганвазам, был не его сыном. Кто был этот ребенок и что стало с их сыном, они не могли узнать, так как ни Рокова, ни Павлова не было… Но уже надежда на то, что их сын остался в живых, была большим утешением. Очевидно, маленький Джек вовсе не был привезен на борт «Кинкэда», иначе Андерсен знал бы это. Он не переставал уверять Джэн перед своей смертью, что ребенок, переданный им Джэн, был единственным ребенком на борту «Кинкэда».

Джэн и Тарзан, сидя на палубе, рассказывали друг другу свои приключения, пережитые каждым из них с того времени, когда они расстались в Лондоне. В это время с берега за ними следила пара злобных глаз.

Пока билось сердце Алексея Павлова, ни один человек, возбудивший к себе его неприязнь, не мог считать себя в безопасности. В мозгу этого человека уже рождались планы, каким образом помешать отъезду Тарзана и его жены на родину!

Он придумывал один план за другим, но ни один не удовлетворял его: то он считал его невыполнимым, то слишком мягким для своей мести. Но при каждом новом плане Павлов приходил к заключению, что он ничего не сможет сделать, пока не попадет сам на пароход, где находятся будущие жертвы его мести. Но как добраться до корабля? Он мог достать лодку только в негритянской деревушке, а Павлов не был уверен, что «Кинкэд» будет все еще стоять здесь на якоре, пока он вернется на лодке.

Однако другого выхода не было. И, погрозив на прощанье Джэн и Тарзану кулаком, Павлов скрылся в густых джунглях. Но по дороге в его уме возник новый план, по его мнению, наиболее целесообразный. Он решил забраться ночью на борт «Кинкэда», отыскать кого-либо из команды, кто остался живым после той страшной ночи, и уговорить их вырвать пароход из рук Тарзана. В его прежней каюте было оружие и патроны, а в одном потайном отделении даже была спрятана адская машина, которую Павлов смастерил еще в то время, когда он был анархистом.

Если бы только добраться до нее! В этом маленьком деревянном ящике было достаточно разрушительной силы, чтобы в одну секунду превратить в прах всех врагов на борту «Кинкэда».

Павлов решительно остановился на этом плане и уже предвкушал сладость мести. И, несмотря на свою усталость, ускорил шаги, чтобы не опоздать и застать «Кинкэд» еще на рейде. Конечно, все зависело от того, когда «Кинкэд» отплывет. Павлов знал, что он ничего не сможет сделать днем, при свете. Только ночью можно рискнуть на такой шаг. Если только Тарзан или леди Грейсток его увидят, ему ни за что не попасть на судно.

Он догадывался, что «Кинкэд» задержался из-за сильного ветра. Если ветер не стихнет до вечера, то все шансы будут на его стороне. Было слишком мало вероятности, что Тарзан решится отплыть в темноте, так как извилистый рукав Угамби отличался дурным фарватером и в нем было много мелей и островков.

Поздно вечером Павлов добрался до деревушки на берегу Угамби. Чернокожий предводитель встретил его подозрительно и недружелюбно. У него было слишком мало оснований симпатизировать этому белому человеку: он так же, как и все, кто так или иначе приходил в соприкосновение с Роковым или Павловым, пострадал от их алчности, жестокости и распутства.

Павлов обратился к нему с просьбой дать ему челн. Но предводитель угрюмо отказал. А в ответ на дальнейшие просьбы и увещания попросту предложил белому человеку покинуть деревню. Предводитель был окружен свирепыми воинами, которые, казалось, только и ждали повода, чтобы проткнуть незваного гостя копьями. При таких условиях Павлову не оставалось ничего другого, как уйти…

Человек десять вооруженных туземцев проводили его за деревню и на прощанье предложили ему не показываться больше в их соседстве.

Подавив свою злобу, Павлов скрылся в джунглях, но там остановился и стал выжидать, когда уйдут его конвоиры. Он напряженно прислушивался; слышал удалявшиеся голоса чернокожих и, убедившись, что они действительно ушли и никто не следит за ним, пробрался через кусты к берегу реки. Он решил во что бы то ни стало добыть нужный ему челн.

Для него было вопросом жизни попасть на «Кинкэд» и уговорить остаток экипажа перейти на его сторону. Оставаться здесь, среди опасностей африканских джунглей, где он успел возбудить против себя всех туземцев, было равносильно смертному приговору. А к этому присоединялась еще неутолимая жажда мести.

Ему не пришлось долго ждать. Вскоре на поверхности реки показался один из тех небольших неуклюжих челнов, которые мастерят туземцы. Какой-то чернокожий парень выехал на нем из деревушки и, гребя одним веслом, неторопливо направил его к середине реки. Там он пустил челн плыть по течению, а сам беспечно улегся на дно своего челна.

Не подозревая о том, что с берега жадно следят за ним чьи-то жестокие глаза, молодой негр медленно плыл вниз по течению. А в это время по берегу шел, не отставая от него, Павлов. Чернокожий юноша проехал небольшое расстояние, а затем направил лодку к берегу, где таился Павлов, к большой радости последнего. Павлов спрятался в кустарнике и следил, куда причалит челнок. В этом месте течение реки было очень медленное. Так же медленно приближался и челнок. Парень, не торопясь, направил свою лодку под небольшое, свешивающееся над водой дерево.

Павлов уподобился пресмыкающемуся: он лежал на траве. Жестокие, хитрые глаза были устремлены на желанный челн; он оценивал взглядом фигуру юноши, взвешивал свои шансы на успех в случае возможного столкновения. У него оставалось уже очень мало времени, чтобы попасть на «Кинкэд» до рассвета. Оставит ли когда-нибудь этот чернокожий болван свой челн? Павлов выходил из себя. А юноша, не торопясь, с ленивой медлительностью осмотрел стрелы в колчане, попробовал лук, вынул охотничий нож… Затем он потянулся и зевнул. Посмотрел на берег, передернул плечами и опять улегся на дно, чтобы вздремнуть до заката солнца.

Павлов слегка приподнялся. Он не отрывал глаз от своей жертвы. Чернокожий парень закрыл глаза; он заснул. Павлов встал на ноги. Желанная минута наступила…

Павлов подкрался поближе. Ветка захрустела под тяжестью его ног, и юноша беспокойно повернулся во сне. Павлов вытащил револьвер и нацелился в чернокожего. Он застыл в ожидании, но тот уже опять крепко спал. Белый человек подполз еще ближе. Он знал, что необходимо выстрелить без промаха. Близко наклонившись над спящим, Павлов приставил дуло револьвера к его груди. Молодой негр продолжал безмятежно спать; нежный пушок лежал на его темных щеках; он улыбался во сне.

Рука Павлова не дрогнула при виде картины счастливой безмятежной молодости. С усмешкой на губах надавил он на курок. Послышался негромкий сухой треск, слабо прозвучавший в сыром воздухе. Тело немного приподнялось. Улыбавшиеся губы конвульсивно передернулись, и безвестный чернокожий мальчик погрузился в глубокий, вечный сон.