Андрей Салов - Семь смертей Лешего

И хорошо, что на улице конец весны по календарю, и лето по погоде. Когда полно зелени, а воздух наполнен пением птиц, и в солнечном мареве можно различить, танцующие в воздухе пылинки. Хорошо, развалившись на мягкой, бархатистой траве, просто лежать, уставившись в ослепительно-голубое небо, в котором неподвижной точкой, в самой выси, застыло крохотное, белоснежное облако. И ни о чем не думать. Они солдаты. Почти. А значит, в ближайшие пару лет, думать им не придется, обо всем позаботятся командиры.

Время на сборном пункте тянулось медленно, в бездумном однообразии. Целыми днями, валялся Лешка на изумрудного цвета траве, строя в голове планы дальнейшей жизни, что обязательно случится спустя пару лет, когда он рассчитается с долгами перед Родиной. Что это будет именно так, Лешка не сомневался и то обстоятельство, что где-то за пределами родной страны шла очередная война, в которой принимала активное участие советская держава, его мало смущало. Он пограничник, а значит его обязанностью на ближайшие пару лет, будет охрана рубежей державы от нарушителей. Война, не затронет его никоим образом. А если волею судьбы он все-таки окажется, втянут в эту передрягу, то не испугается, примет войну, как должное.

На сборном пункте среди его команды уже распространился невесть откуда взявшийся, но кажущийся убедительным и достоверным слух о том, что служит им, придется на китайской границе. Кто был этого родоначальником слуха, никто не знал, но он оказался верным.

Несколько дней Лешка сотоварищи, попавшие в пограничную команду, провалялись на травке сборного пункта, ожидая «покупателя», представителя воинской части, в которой им предстояло служить. Под его контролем все они, переписанные и пронумерованные, отправятся к месту несения службы. Покуда «покупателя» не было, они отлеживали бока на траве, бессмысленно таращась в безоблачное небо, ни о чем, ни думая и постепенно погружаясь в сон. В таком полусне, полудреме, они пребывали по много часов, пока окружающую сонную тишину не распарывала команда на построение. Они нехотя поднимались, и недовольно бурча, строились.

Сопровождающий их офицер военкомата, проверял наличие призывников по фамилиям, чтобы количество остриженных голов соответствовало заявленным в списке. Завершив перекличку, офицер отдавал команду на выдвижение, и они направлялись по дороге, ведущей через лес к близлежащему городку, в заведение общественного питания, гордо именуемое рестораном. От ресторана в нем не было ничего, кроме названия. Обшарпанные стены, ободранный пол, широкие деревянные столы в темно-бурых пятнах неизвестного происхождения. Убогую обстановку дополняли неопределенного цвета, стираные сотни раз шторы, прикрывающие грязные окна сего малопочтенного заведения. Стекла были настолько загажены и засижены мухами, что создавался эффект тонирования. Похоже, со дня открытия заведения, которое, судя по запущенности и убогости было очень давно, еще в прошлом веке, в самом его начале, окон, открывающих посетителю вид на природу за окном, ни разу не касалась рука уборщицы. Гадили на стекла бесчисленные поколения мушиного рода-племени, загадив до такой степени, что нужда в шторах, как таковых, практически отпала. Сними шторы и ничего не изменится, ни один солнечный луч не проникнет в ресторанное царство убогости и нищеты. Разве только нарушится привычная картина внутреннего интерьера и все.

Шторы продолжали висеть, создавая внутри обеденного зла полумрак, призванный улучшить аппетит посетителей и скрыть кулинарные недостатки. Меню учреждения общественного питания не отличалось разнообразием и по убожеству, вполне соответствовало внутреннему ресторанному ничтожеству. Быть может посетители, из числа тех, кто платит звонкой монетой, питались иначе, но на будущих солдатах, приходившихся кормиться туда трижды в день, это никоим образом не отражалось. Как не сказывалось на времени их прихода меню, навечно застывшее для данной категории посетителей с незапамятных времен.

А поэтому, суп гороховый на первое, чтобы тишина лежания на траве не была столь оглушительной и время от времени разнообразилась звуками живого человеческого организма. На второе неизменная перловка, с изредка попадающимися в ней, не иначе как по ошибке, или недогляду повара, мясными комочками. И в довершение перлового великолепия, тяжеленный дух второго блюда перебивал запах прогорклого масла, что по доброте душевной напихал повар в солдатскую кашу, для придания ей неповторимого, и ни с чем не сравнимого вкуса. Прогорклое масло, оставляло после себя незабываемые впечатления. И начинались они на обратной дороге на сборный пункт, бурчанием в животах и резью, усиливающейся с каждым шагом.

Смешиваясь в желудке с гороховым супом, они образовывали гремучую смесь, готовую в любой момент разорвать человека изнутри, или, по крайней мере, выбить дно. Кто-то из будущих защитников Отечества оказывался сильнее и терпел до самой базы, кто-то слабее и был не в состоянии нести в себе несколько километров, бурчащую и клокочущую бомбу. Такой боец с жалобным стоном, бережно поддерживая разрывающийся от боли живот, откалывался от колонны, растянувшейся по дороге в направлении сборного пункта, и исчезал в придорожных кустах. И только здесь, бурно облегчившись, он мог спокойно оглядеться по сторонам. Место, в котором укрылся боец, спасаясь от опасности быть разорванным изнутри, даже при беглом осмотре оставляло впечатление часто посещаемого. Более того, было любимым природным объектом, посещаемым бредущими по дороге, по направлению к базе парнями, с автографами о посещении в виде вонючей размазни рыжего цвета.

Но, единожды отметившись в импровизированных придорожных сортирах, еще не значило окончательно распрощаться с ресторанным обедом. Минимум пара посещений столь популярного места, как толчок, за оставшееся до ужина время, гарантированы всем. А на ужин то же питательное, калорийное великолепие. Гороховый суп, перловая каша на прогорклом масле, да светло-желтый чай, лишенный намека на сладость.

Неделю провалялся Лешка на зеленой травке сборного пункта с будущими сослуживцами, собранными в одну команду. В начале второй недели ожидания, на сборный пункт съехались представители различных родов войск. Мелькало множество лиц, фуражек, разноцветье погон, за которыми, понуро опустив головы, шагали подстриженные на ноль, а от этого удивительно однообразные, фигуры парней.

Самое печальное зрелище представляла группа будущих моряков. Если можно говорить о каком-то везении, то у них его было меньше, чем у кого-либо еще. Если прочим «должникам», пресловутый армейский долг исчислялся двумя годами то для этих бедолаг, должок увеличивался на половину, составляя 3 года. Глядя на уныло бредущих за своим командиром будущих моряков, Лешка в душе ликовал, что его минула чаша сия и вместе с ней лишний год службы. Он с улыбкой вспоминал о том, как на сборном пункте при перекличке, каждый страшился того, что его имя прозвучит в команде моряков. И хотя все они были приписаны на службу в пограничные войска, но тем не менее. В жизни случаются всякие странности и несуразности, и ни в чем нельзя быть уверенным до конца.