Дуглас Престон - Кодекс

Старик посмотрел на холст. Отсветы огня играли на юном лице Пресвятой Девы. Максвелл долго молчал. Затем закрыл глаза и произнес:

— Принесите мне перо и бумагу. Теперь у меня есть, что вам оставить, и я хочу написать завещание.

Ему принесли перо и выделанную из коры бумагу.

— Хочешь побыть один? — спросил Вернон.

— Нет. Вы нужны мне здесь. И ты, Сэлли. Подойдите ближе, встаньте в круг.

Они окружили гамак. Максвелл Бродбент прокашлялся.

— Сыновья, — он покосился на Сэлли, — и ты, моя будущая невестка. — Помолчал и продолжил: — И какие замечательные сыновья… Жаль, что потребовалось так много времени, чтобы я это понял… У меня осталось мало сил. А голова как тыква. Поэтому буду краток.

Его глаза оставались ясными, и он посмотрел по очереди на каждого.

— Примите мои поздравления. Вы справились. Вы заслужили наследство, спасли мне жизнь и показали, каким я был чертовски никчемным родителем.

— Отец…

— Не перебивайте. Хочу дать вам на прощание совет. В конце концов, я на смертном одре и не могу устоять. Филипп, из всех моих сыновей ты больше других похож на меня. В последние годы я наблюдал, как ожидание большого наследства бросает тень на твою жизнь. Я не говорю, что ты алчен от природы, но сознание, что тебе предстоит получить полмиллиарда долларов, неизбежно развращает. Я замечал, что, стараясь показаться в своих нью-йоркских кругах умудренным опытом богачом, ты живешь не по средствам. У тебя та же болезнь, что и у меня: ты алчешь обладать красотой. Забудь. Для этого созданы музеи. Живи простой жизнью. Ты наделен тонким восприятием искусства — так пусть это будет наградой, а не способом признания и славы. И еще я слышал, что ты изумительный педагог.

Филипп коротко кивнул, не слишком довольный тем, что услышал.

Бродбент пару раз судорожно вздохнул, затем повернулся к Вернону:

— Ты, Вернон, ищущий человек, и я теперь понимаю, насколько важен для тебя этот выбор. Твоя проблема в том, что тебя легко обвести вокруг пальца. Ты слишком наивен. Запомни основное правило: если от тебя хотят денег, это не религия, а надувательство. Молиться в церкви никому ничего не стоит.

Вернон кивнул.

— Теперь ты, Том. Ты больше других братьев отличаешься от меня. Должен признаться, что я никогда не понимал тебя до конца. Ты не так материалистичен, как другие. И давно отказался от меня, думаю, не без оснований.

— Отец…

— Помолчи! Ты организован в том смысле, что знаешь, чего тебе хочется. Мечтал стать палеонтологом и копаться в костях динозавров, а я, как идиот, толкал тебя в медицину. Знаю, что ты хороший ветеринар, хотя не понимаю, зачем ты растрачиваешь свои незаурядные таланты, занимаясь беспородными лошадьми в резервации индейцев навахо. Я усвоил одно: надо уважать выбор каждого из вас. Динозавры, лошади… Ты поступал по-своему, несмотря на мои благословения. И еще я понял, что ты обладаешь целостностью. Это то, чего мне всегда недоставало. И я расстраивался, когда наблюдал такую основательную целостность в одном из своих сыновей. Не знаю, что ты станешь делать с большим наследством. Да ты и сам, наверное, не знаешь. Деньги тебе не нужны, и ты их никогда особенно не хотел.

— Ты прав, отец.

— И наконец, Бораби… Ты мой старший сын и вместе с тем — самый поздний. Я знаю тебя совсем недавно, но, мне кажется, понимаю лучше других. Я наблюдал за тобой и заметил в тебе такую же, как у меня, непоседливость. Ты ждешь не дождешься выбраться отсюда и насладиться приятной жизнью в Америке. Тебе кажется, что тара — не твое окружение. Отлично. Но скоро ты поймешь, что к чему. У тебя здесь было одно преимущество: хорошая мать и не было меня, чтобы портить тебе жизнь.

Бораби хотел что-то сказать, но Бродбент протестующе поднял руку.

— И на смертном одре не дают сказать речь без того, чтобы не перебить. Братья помогут тебе перебраться в Америку и получить гражданство. И я не сомневаюсь, что, оказавшись там, ты сделаешься большим американцем, чем те, кто там родились.

— Да, отец.

Бродбент вздохнул и повернулся к Сэлли:

— Том, это потрясающая женщина. Я всегда мечтал о такой, но никогда не встречал. Не дай ей сорваться.

— Я не рыба! — резко бросила Сэлли.

— Вот и я о том же: немного ершистая, но удивительная.

— Ты прав, отец.

Бродбент помолчал и перевел дыхание. Ему становилось все труднее говорить. На лбу выступил пот.

— Теперь мое завещание и последняя воля. Я хочу, чтобы каждый из вас выбрал по одной вещи из той пещеры. А остальное, если вам удастся вывезти коллекцию из Гондураса, я дарю какому-нибудь музею или нескольким музеям, на ваше усмотрение. Начнем по старшинству. Бораби, ты первый.

— Я буду выбирать последним, — ответил индеец. — То, что я хочу, не лежит в пещере.

— Хорошо. — Бродбент повернулся к Филиппу: — Попробую угадать сам… — Он посмотрел на «Мадонну». — Липпи твой.

Филипп хотел что-то сказать, но не смог.

— Ну а ты, Вернон? — Средний сын ответил не сразу:

— Я хочу Моне.

— Я так и думал, что ты его попросишь. За Моне можно выручить пятьдесят миллионов. Надеюсь, ты его продашь. Только предупреждаю: никаких больше фондов — не разбазаривай деньги. Настанет время, ты найдешь то, что ищешь. Будь мудр — отдай малую толику своих средств, но только малую.

— Спасибо, отец.

— Еще я хочу отправить с тобой мешок драгоценностей и монет, чтобы расплатиться с Дядюшкой Сэмом.

— Хорошо.

— Твоя очередь, Том. Что ты хочешь? — Том посмотрел на Сэлли.

— Мы хотим фармакопею.

— Интересный выбор, — кивнул Бродбент. — Она ваша. Что ж, вернемся к тебе, Бораби. Ты последний, но не менее важный, чем остальные. Что это за таинственная вещь, которой нет в пещере?

Индеец подошел к постели и что-то прошептал на ухо отцу. Старик кивнул:

— Хорошо. Будем считать, что все улажено. — Он помахал ручкой. Лицо заливал пот, дыхание становилось все труднее и чаще. Том понимал, что сознание скоро покинет отца. Он знал, насколько мучительна смерть от сепсиса. — Дайте мне десять минут. Я изложу свою волю и завещание. Потом мы пригласим свидетелей и все надлежащим образом оформим.

Том с братьями и Сэлли стояли под высокими, как своды храма, деревьями и наблюдали бесконечную погребальную процессию. Люди шли по извилистой тропе к только что выдолбленной высоко над деревней гробнице. Это было удивительное зрелище. Тело Максвелла Бродбента плыло впереди на руках четырех воинов. Его забальзамировали по древним рецептам майя. Новый вождь провожал усопшего в Эльдорадо — золотой предел из индейских легенд. Так майя хоронили своих царей. Бродбента облили медом и осыпали золотой пылью, придав телу вечную форму, которая будет существовать в загробном мире.