М. Ларина - Когда мы были взрослыми

Дорога была хоть и посыпана песком, но скользкая, и Кирилл ухитрился несколько раз подряд растянуться прямо под ноги каким-то проходящим теткам. Они сочувственно кивали головой, обходя пацана с рюкзаком, а одна, самая сердобольная, помогла Кириллу в очередной раз подняться и укоризненно произнесла:

– Куда летишь-то, ангел? Погляди – извозился вон весь! Друг твой – он гонщик, что ли?

Стремительный Колян, не обращая на нее никакого внимания, продолжал до тех пор тянуть Кирилла за руку, пока тот не заорал возмущенно:

– Да погоди ты, лось, я ж не могу так нестись! Ты прямо сдурел сегодня с утра – то боишься, что нас Кошкалда срисует, то ломишься за ней, как чумной! Собрался ей прямо под ноги закатиться?

– Сиганет ведь в подъезд какой-нибудь, – у Коляна на лице было написано страдание, – завернет в подворотню, и все! Как мы тогда узнаем, за каким чертом ее в наши места поперло, а? – Колька кричал, как Шесть-на-девять в фильме «Место встречи изменить нельзя», в тот момент, когда Жеглов стрелял из окна автобуса по грузовику с Фоксом.

Женщина пожала плечами и пошла дальше, а школьники снова ринулись за учительницей.

Вскоре до них дошло, что они находятся в опасной близости от идущей мелким шагом Кошкалды. Кирилл остановился, дыша, как ныряльщик, только что спасшийся от акулы:

– Ну что, Колян, покурить не желаешь?

Колян поглядел на друга и удовлетворенно произнес:

– Тебе сейчас покурить – в самый раз: больничка через дорогу. У тебя фейс такого же цвета, как у моего отчима, когда у него тачку угнали – бледно-зеленый. Правда, он в тот день аж две пачки выкурил, все надеялся – может, пошутил кто!

– А сейчас ее ищут? – Кирилл постепенно приходил в себя.

– Ищут, как же, – Колька ехидно сплюнул, – следователь ходил-ходил к нам дня три, потом испарился. Телефон не отвечает, менты говорят, что заболел… – он осторожно выглянул из-за угла – Кошкалда, слава Богу, еще не скрылась:

– Давай, спортсмен, пошли!

Ребята быстро перебежали на противоположную сторону – так им было удобнее наблюдать за учительницей.

Кошкалда, она же Кошкина Александра Даниловна, пришла в школу, где учились Кирилл с Коляном, совсем недавно – два года назад.

Ребята тотчас принялись сочинять ей прозвище, но в облике Александры Даниловны не было ничего такого, что подтолкнуло бы их фантазию: она не хромала и не шепелявила, не носила лягушечьих очков и даже не сморкалась на уроке, как это делала их прежняя «англичанка».

Классный заводила и двоечник Кокорев, придя однажды в класс, заявил с порога, что их новая училка не поддается никакой классификации и предложил вынести ее персону на общий совет, который проходил, по обычаю, на заднем дворе школы, где были свалены старые парты.

Прошедшее в этот же день толковище было бурным. Кокорев наливался злостью и, разгребая кроссовками пыль, требовал от товарищей дельных предложений, но кроме банальной «Колбасы», никто так и не смог ничего придумать.

Однако сдержанная и не лезущая за словом в карман учительница никоим образом не походила на колбасу. Первым в этом убедился все тот же Кокорев, когда попытался состроить за спиной Кошкалды одну из своих кошмарных рож, снискавших ему почет и уважение всей школы.

Все произошло неожиданно и комично. Когда Александра Даниловна прохаживалась между рядами, дожидаясь, пока отличник Борька, по прозвищу Паук, закончит у доски спряжение неправильных глаголов, скучающий Кокорев взлохматил пятерней немытые вихры и, растянув пальцами рот, изобразил одну из своих самых призовых харь.

Кошкалда, стоявшая в это время спиной к ребятам, внезапно обернулась, и Кокорев, оторопев от неожиданности, так и не успел стереть с лица маску доктора Хайда.

Он продолжал сидеть так несколько мгновений, не замечая, как с кончика его высунутого языка капает на парту слюна. Класс не удержался и грохнул гомерическим хохотом, как целый кавалерийский полк, – смеялись над тем, как с лица классного клоуна постепенно сползала устрашающая гримаса, сменяясь глупым и обиженным выражением.

Александра Даниловна покусала губы, с интересом разглядывая «артиста», и спокойно произнесла:

– Кокорев, у тебя есть какая-нибудь кличка?

Бедняга опешил еще больше – его бессмысленный взгляд начал блуждать по стенам, как будто он искал среди висящих там таблиц ту единственную, в которой было написано, что надо делать в таких случаях, но со стен ему ухмылялись только портреты каких-то давно умерших сыновей туманного Альбиона, и Кокорев уставился на Борьку-Паука, отстраненно стоявшего у доски.

– Так что? – Кошкалда скрестила руки на груди и отправилась к своему столу, – какая у тебя кликуха?

– Я… это, Александра… – тут ученик обнаружил, что напрочь забыл отчество преподавателя, – ну, Кокорев моя фамилия…

Одноклассники вновь разразились заразительным смехом.

– Я знаю, что ты Кокорев, но как тебя зовут друзья? – Александра Даниловна листала журнал, не обращая внимания на переминающегося Борьку.

– Так и зовут – Кокорев, как же еще?

– Ага. Может, вы и его, – тут она указала на Борьку-Паука, зачем-то схватившего в руки тряпку для классной доски, – тоже по фамилии зовете?

– У него нет фамилии, – злорадно сказал Кокорев, – Паук он, и все тут!

– Ну вот, значит, Паук, – терпеливо, как нянечка в умственно отсталой школе, произнесла Кошкалда, – а ты, прелесть, кто?

Тут «виновник торжества» стал краснеть и ерзать на стуле, потом решился и выпалил:

– Можно мне выйти?

– Выйти? Куда? – Александра Даниловна говорила с Кокоревым так, как будто он спрашивал разрешения выпрыгнуть из окна. – Зачем тебе куда-то выходить? У нас урок английского языка, если ты еще этого не понял.

– Мне выйти надо, – безраздельный хозяин «камчатки» походил сейчас на человека, который узнал, что купил угнанный автомобиль, – ну, разрешите, пожалуйста!

– Нет, дружок, все личные дела – на перемене, а сейчас не будем отвлекаться от темы, – Кошкалда села на свое место за учительским столом и углубилась в какие-то записи в журнале.

Кокорев почувствовал неизъяснимое облегчение. «Отстала, зануда, – думал он про себя, вытирая потные ладони о пиджак, – вот прислали ведьму, теперь она меня сгноит – до конца года ей времени хватит, ох, как хватит!»

В классе стояла гробовая тишина, как на годовой контрольной по алгебре, но кокоревское счастье пока и не думало присаживаться за его парту:

– Мы ждем, господин Кокорев! – голос Александры Даниловны прозвучал желанной музыкой для одноклассников, которые так любили подобные зрелища, что самый жестокий римлянин показался бы на их фоне безобидной крохой, дергающей папу за нос.