Дарья Доцук - Домик над обрывом

Воздух густой и мокрый, это брызги туманной реки до нас достают. Пахнет дождём, травой и навозом. Коровы невидимые, а навоз настоящий. Но, если не знать, что это навоз и не думать о нём, то пахнет приятно – сеном и землёй.

– Это навозом пахнет, – объясняю я Мальчику со смешком, и он морщит нос. Ему пока всё надо объяснять. Он же только вчера появился на свет и совсем ничего не знает. – Видишь вон ту гору? Туда нам и надо. Она называется Барбарисовая, потому что весь склон пахнет как большая барбарисовая конфета. А на самом верху стоит Мёртвое дерево. На нём ничего не растёт – ни почки, ни листья. И в корнях у него – заброшенная лисья нора. Ну, это я так надеюсь, что заброшенная.

Мальчик кивает и одёргивает майку. Он так часто делает, когда ему не по себе.

– Да, я тоже побаиваюсь этой норы, – признаюсь я. – По-моему, там всё-таки кто-то завёлся. Кто-то о-о-очень недобрый.

Вот и свежевыбеленный дом Руфины. Тут и заканчивается Сосновка. Дальше только Старый пруд и узкая дорога, которая забирается высоко-высоко, к самым ледникам, туда, где живут снежные барсы.

Со двора доносится приветственный лай Темучина. Рыжий Темучин хоть и беспородный и самого среднего роста, зато вежливый и, в отличие от своей хозяйки, действительно добрый, а не притворяется.

– Прив-е-е-ет, Темучи-и-ин!

Завидев нас, белая козочка высовывается в щель от выбитой доски. Это Лапушка. Уши у неё длинные как у зайца, и она ими по-всякому шевелит. Изо рта торчит травинка, которую Лапушка старательно перекладывает из стороны в сторону и никак не прожуёт.

Я глажу Лапушку между ушами, и она жмурит умные, печальные глаза. Совсем как человек.

– Знаешь, почему она такая грустная? – спрашиваю я у Мальчика.

Он, конечно, не знает и протягивает Лапушке руку. Темучин тоже слушает и с любопытством поглядывает на Лапушку.

– Потому что на самом деле она – человек, – я перехожу на шёпот, чтобы Руфина не услышала. – Я сразу догадалась! Раньше Лапушка была прекрасная девушка, а потом Руфина её в козочку превратила.

Мальчик косит на меня испуганные глаза.

– А Великанша не только молоко у неё покупает, но ещё и в гости зовёт, и зефиром с вафлями угощает! Руфина иногда так на меня смотрит, как будто тоже хочет в кого-нибудь превратить. Нет, всё, не пойду к ней! Пусть Великанша сама за своим молоком бегает!

Я решительно прохожу мимо Руфининого дома, и Мальчик, попрощавшись с Лапушкой и Темучином, семенит за мной.

Возле Старого пруда мы не задерживаемся. Пробегаем, покрепче зажав носы. Пруд зарос камышом, кувшинками и тиной, похожей на жёлто-зелёный зубной налёт. И пахнет… По сравнению с этим запахом навоз ну просто ландыш!

– Это место гиблое, – предостерегаю я. Вдруг Мальчик решит прогуляться без меня и угодит в ловушку? – Из этого пруда никакие птицы и животные не пьют. Слышишь, как тихо? Даже лягушки не квакают. Это потому, что там на дне утопленники лежат. И ждут. Знаешь кого?

Мальчик одёргивает майку и мотает головой.

– Тебя! – вскрикиваю я и угрожающе выставляю пальцы.

Мальчик отмахивается и нервно хихикает, но я-то вижу, что ему страшно до чёртиков.

Вдруг в пруду кто-то ка-а-ак квакнет! И – шлёп в воду.

Я перестаю хохотать и говорю серьёзно:

– Это они так приманивают, прикидываются лягушками, чтобы птицы и звери не боялись. А потом – раз! – и тащат на дно.

Мальчик ускоряет шаг, чтобы оставить страшный пруд позади. Когда мы отходим на безопасное расстояние, мне становится его жалко и я, так и быть, утешаю:

– Да они только в пруду опасные, а вылезти не могут. Они же без воды высохнут и превратятся в коряги.

Это немного успокаивает Мальчика.

– Чего их бояться? – продолжаю я. – Они глупые как зомби. Были бы посообразительней, залегли бы на дно в каком-нибудь чистом голубом озере, где все купаются, а не в этой тухлой луже. За три километра видно, что тут утопленники, да?

– Угу, – мычит Мальчик, но я знаю, что сам бы он про утопленников ни за что не догадался и пошёл бы лягушку ловить.

Добравшись до развилки, мы сворачиваем с главной дороги. Пусть она себе петляет между горами, а нас дальше поведёт через Берёзовую рощу Тропа грибников. Мы находим две палки и начинаем восхождение. Барбарисовая гора поначалу пологая, только чуть-чуть под углом, зато потом как взлетит кверху!

Мы задираем головы. Деревья тут такие длинные – как шеи у динозавров. Великаны, помидоры – в горах все хотят быть большими. Даже я здесь как будто быстрее расту.

– Вдоль тропинки грибы совсем маленькие, для отвода глаз, – рассказываю я, когда Мальчик притормаживает возле пенька с опятами. – Великанские вон там, подальше. Мы с Великаншей такие белые находили – из трёх грибов целая кастрюля супа получается. А у Великанши знаешь какие кастрюли?

У Мальчика в глазах зажигается любопытство, и они блестят, как ягоды на смородиновом кусте.

– Давай грибы как-нибудь в другой раз. Нам сейчас нужно домики для фей проверить.

Мальчик тут же возвращается на тропу.

– Но сначала надо раздобыть заячьи уши.

Мальчик настораживается, и я прыскаю со смеху.

– Да не бойся, не настоящие! Вон те лопухи. «Заячьи уши» называются.

А вот и «рогатка», двойная берёза. Отсчитать девять шагов направо, и будет первый домик. Вдруг там уже завелись феи?

Я объясняю Мальчику, что домик не случайно так хорошо спрятан от человеческих глаз. Люди не должны его найти, только феи. Я специально построила его повыше, в дупле, чтобы грибники не растоптали. Представить страшно, во что превратится фея, если на неё наступит сапог. Но для фей тоже нужно оставить опознавательный знак – выложить на земле полукруг из маленьких камней. Это вроде как приглашение – входите, чувствуйте себя как дома.

Мальчик мотает на ус и внимательно рассматривает траву под кроссовками, чтобы ненароком не придавить какую-нибудь фею.

– Нет, обычными глазами фей не увидишь. Поэтому грибники на них и наступают. Но я знаю один способ. Давай сюда заячье ухо.

«Заячьи уши» бледно-зелёные с лёгким белым пушком, наощупь и правда как шерстяные. Так и хочется погладить!

Я достаю из рюкзака пластмассовые солнечные очки. Нужно хорошенько натереть их лопухом, чтобы увидеть фей.

Мы наклоняемся и изучаем дупло. Оно выложено прутиками и застелено мхом. У стены кровать из коры и птичьих перьев, камень-стол и стулья-камешки. А для украшения листья, жёлуди, ягоды – всё, что можно найти в лесу и на речке. Из дома ничего приносить нельзя, и, главное, никакой кукольной посуды, а не то феи, как увидят человеческие предметы, сразу решат, что это ловушка. Правда, несмотря на то, что мой домик построен по всем правилам, ни одной феи в нём нет.