Даниэль Дефо - Детская библиотека. Том 62

Я сорвался с места, мигом приставил лестницу к уступу горы и быстро-быстро, боясь потерять хотя бы секунду драгоценного времени, стал взбираться по ступеням наверх. Как раз в ту минуту, когда я очутился на вершине, передо мною далеко в море блеснул огонёк, и действительно через полминуты раздался второй пушечный выстрел.

«В море гибнет корабль, — сказал я себе. — Он подаёт сигналы, он надеется, что будет спасён. Должно быть, неподалёку находится другой какой-нибудь корабль, к которому он взывает о помощи».

Я был очень взволнован, но нисколько не растерялся и успел сообразить, что хотя я не в силах помочь этим людям, зато, быть может, они помогут мне.

В одну минуту я собрал весь валежник, какой нашёл поблизости, сложил его в кучу и зажёг. Дерево было сухое, и, несмотря на сильный ветер, пламя костра поднялось так высоко, что с корабля, если только это действительно был корабль, не могли не заметить моего сигнала. И огонь был, несомненно, замечен, потому что, как только вспыхнуло пламя костра, раздался новый пушечный выстрел, потом ещё и ещё, все с той же стороны.

Я поддерживал огонь всю ночь — до утра, а когда совсем рассвело и предутренний туман немного рассеялся, я увидел в море, прямо на востоке, какой-то тёмный предмет. Но был ли это корпус корабля или парус, я не мог рассмотреть даже в подзорную трубу, так как это было очень далеко, а море всё ещё было во мгле.

Всё утро я наблюдал за видневшимся в море предметом и вскоре убедился, что он неподвижен. Оставалось предположить, что это корабль, который стоит на якоре.

Я не выдержал, схватил ружьё, подзорную трубу и побежал на юго-восточный берег, к тому месту, где начиналась гряда камней, выходящая в море.

Туман уже рассеялся, и, взобравшись на ближайший утёс, я мог ясно различить корпус разбившегося корабля. Сердце моё сжалось от горя. Очевидно, несчастный корабль наскочил ночью на невидимые подводные скалы и застрял в том месте, где они преграждали путь яростному морскому течению. Это были те самые скалы, которые когда-то угрожали гибелью и мне. Если бы потерпевшие крушение заметили остров, по всей вероятности, они спустили бы шлюпки и попытались бы добраться до берега.

Но почему они палили из пушек тотчас же после того, как я зажёг свой костёр?

Может быть, увидев костёр, они спустили на воду спасательную шлюпку и стали грести к берегу, но не могли справиться с бешеной бурей, их отнесло в сторону и они утонули? А может быть, ещё до крушения они остались без лодок? Ведь во время бури бывает и так: когда судно начинает тонуть, людям часто приходится, чтобы облегчить его груз, выбрасывать свои шлюпки за борт. Может быть, этот корабль был не один? Может быть, вместе с ним было в море ещё два или три корабля и они, услышав сигналы, подплыли к несчастному собрату и подобрали его экипаж? Впрочем, это едва ли могло случиться: другого корабля я не видел.

Но какая бы участь ни постигла несчастных, я не мог им помочь, и мне оставалось только оплакивать их гибель.

Мне было жалко и их и себя.

Ещё мучительнее, чем прежде, я почувствовал в этот день весь ужас своего одиночества. Чуть только я увидел корабль, я понял, как сильно истосковался по людям, как страстно мне хочется видеть их лица, слышать их голоса, пожимать им руки, разговаривать с ними! С моих губ, помимо моей воли, беспрестанно слетали слова: «Ах, если бы хоть два или три человека… нет, хоть бы один из них спасся и приплыл ко мне! Он был бы мне товарищем, другом, и я мог бы делить с ним и горе и радость».

Ни разу за все годы моего одиночества не испытал я такого страстного желания общаться с людьми.

«Хоть бы один! Ах, если бы хоть один!» — повторял я тысячу раз.

И эти слова разжигали во мне такую тоску, что, произнося их, я судорожно сжимал кулаки и так сильно стискивал зубы, что потом долгое время не мог их разжать.

До последнего года моего пребывания на острове я так и не узнал, спасся ли кто-нибудь с погибшего корабля.

Через несколько дней после кораблекрушения я нашёл на берегу, против того места, где разбился корабль, тело утонувшего юнги. Я глядел на него с искренней печалью. У него было такое милое, простодушное молодое лицо! Быть может, если бы он был жив, я полюбил бы его и жизнь моя стала бы гораздо счастливее.

Но не следует сокрушаться о том, чего всё равно не воротишь. Я долго бродил по прибрежью, потом снова подошёл к утопленнику. На нём были короткие холщовые штаны, синяя холщовая рубаха и матросская куртка. Ни по каким признакам нельзя было определить, какова его национальность: в карманах у него я не нашёл ничего, кроме двух золотых монет да трубки. Буря утихла, и мне очень хотелось взять лодку и добраться в ней до корабля. Я не сомневался, что найду там немало полезных вещей, которые могут мне пригодиться. Но не только это прельщало меня: больше всего меня волновала надежда, что, может быть, на корабле осталось какое-нибудь живое существо, которое я могу спасти от смерти.

«И если я спасу его, — говорил я себе, — моя жизнь станет гораздо светлее и радостнее».

Эта мысль овладела всем моим сердцем: я чувствовал, что ни днём ни ночью не буду знать покоя, пока не побываю на разбившемся судне. И я сказал себе:

«Будь что будет, а я попробую добраться туда. Чего бы это мне ни стоило, я должен отправиться в море, если не хочу, чтобы меня замучила совесть».

С этим решением я поспешил вернуться к себе в крепость и стал готовиться к трудной и опасной поездке.

Я взял хлеба, большой кувшин пресной воды, бутылку рома, корзину с изюмом и компас. Взвалив себе на плечи всю эту драгоценную кладь, я отправился к тому берегу, где стояла моя лодка. Вычерпав из неё воду, я сложил в неё вещи и вернулся за новым грузом. На этот раз я захватил с собой большой мешок риса, второй кувшин пресной воды, десятка два небольших ячменных лепёшек, бутылку козьего молока, кусок сыру и зонтик. Всё это я с великим трудом перетащил в лодку и отчалил. Сперва я пошёл на вёслах и держался возможно ближе к берегу. Когда я достиг северо-восточной оконечности острова и нужно было поднять парус, чтобы пуститься в открытое море, я остановился в нерешительности.

«Идти или нет?.. Рисковать или нет?» — спрашивал я себя.

Я взглянул на быструю струю морского течения, огибавшего остров, вспомнил, какой страшной опасности я подвергался во время своей первой поездки, и понемногу решимость моя ослабела. Тут сталкивались оба течения, и я видел, что, в какое бы течение я ни попал, любое из них унесёт меня далеко в открытое море.