Юрий Сенкевич - С Хейердалом через Атлантику. О силе духа в диких условиях

№ 5. Юрий Сенкевич, русский, 32 года, врач-физиолог, участник 12-й Советской антарктической экспедиции.

№ 6. Жорж Сориал. Египтянин, 29 лет, инженер-химик по образованию, феноменальный ныряльщик и аквалангист, чемпион Африки по дзю-до. Свободно говорит на шести языках.

№ 8. Норман Бейкер, 42 года, американец, в прошлом – летчик, затем – довольно долго – моряк, затем – владелец строительной конторы. Здесь, на «Ра», – штурман и радист. И – первый помощник Тура.

Два номера я намеренно пропустил. Они принадлежат новичкам – японцу-кинооператору, тридцатидевятилетнему Кею Охара (№ 3) и тридцатилетнему марокканцу Мадани Аит Охани (№ 7). Оба славные люди, и оба пока что существуют несколько на отшибе: это прискорбно, но естественно, должно пройти некоторое время, прежде чем сгладится разница между ними и нами.

И наконец, есть человек, который не плывет на «Ра», но постоянно здесь присутствует – в наших воспоминаниях, разговорах и шутках – Абдулла Джибрин с озера Чад – он участвовал в строительстве «Ра-1» и путешествовал на нем вместе с нами, был добросовестным матросом и хорошим товарищем, но личные его обстоятельства сложились так, что во второй свой поход мы ушли без него. Однако, повторяю, это ровно ничего не значит, он по-прежнему с нами, и на страницах моего повествования вы еще не однажды встретитесь с ним. А сейчас я вынужден отвлечься, ибо Норман взывает: «Аврал!»

Брас не выдержал, лопнул, как струнка.

Теперь в любую секунду жди, что полетит и второй и тогда неминуемо сломается рей. Быстро-быстро! Мне приказано сменить Нормана у кормила, остальные потеют и кряхтят, и вот парус пополз вниз и улегся на носу.

Лодка не легла в дрейф; парусила хижина и прочие надстройки, и мы продолжали бежать по ветру, то есть «Ра» шел, как говорят моряки, под одним такелажем. Любопытно, что за несколько мгновений до происшествия мы с Карло разговаривали:

– Хороший ход!

– Хороший, да не слишком ли?

И вот теперь, как по заказу, мы пошли медленнее, и управлять кораблем стало гораздо легче.

Остаток дня не принес событий, кроме холода и качки нас больше ничто не беспокоило. Ночью, на вахте, трясясь от стужи, я думал о счастливой случайности – не вмешайся судьба, не лопни брас, неизвестно, чем бы завершился наш безумный бег по волнам: слишком уж велика была нагрузка, которую испытывал наш корабль, еще не проверенный как следует.

Еще я думал о том, как это важно – быть удачливым. Тур, например, отчаянно удачлив, ему фантастически везет, – но это, наверное, потому, что к любому своему предприятию он тщательно готовится. Он хозяин своего везенья, а значит, и нашего тоже, раз мы плывем с ним вместе, и это несколько успокаивает.

Утро пришло тихое-тихое, солнечное-солнечное.

Океан почти не волновался, берега исчезли, настал миг перевести дух и оглядеться, и вновь нас посетило пленительное чувство: что было, то минуло, а путешествие теперь только и начинается.

Мы умылись, хорошенько, впервые за три дня; неспешно позавтракали; лениво и без особого труда привели в порядок и вернули на место парус…

Это блаженное, замедленное, как в трюковом кино, существованье не будет длиться вечно, оно шатко, как палуба под ногами, в каждую следующую минуту может вернуться штормовой сумасшедший ритм, и я хочу воспользоваться передышкой, чтобы помочь вам представить, что же все-таки такое наш корабль.

Встанем на носу «Ра», на самом носу, лицом к корме – то есть не встанем, а сядем, – стоять не позволит толстенный канат, он привязан одним концом к лебедино изогнутому форштевню, а другим – поднимите голову – к топу мачты, она прямо перед нами, десятиметровая, двуногая, похожая на заглавную букву А, но со многими перекладинами.

Такие мачты ставились на ладьях фараонов, об этом свидетельствуют фрески и рельефы на стенах древних гробниц и модели, из тех же гробниц извлеченные. Строя судно, Хейердал стремился к возможно большей точности реконструкции.

Мачту полузакрывает парус, он тугой, чуть лиловый, из ткани, выделанной по древнему способу, и эмблема на нем тоже древняя, оранжевый диск, олицетворение Ра – божества Солнца.

Под нижней шкаториной паруса, в полутора метрах от нас, поперек дощатого настила, почти от борта до борта, – ящик-клетка, в которой кудахчут куры, наш живой провиант, – весьма вероятно, что и на древних судах стояли такие ящики.

А вон того ящика, поменьше, там наверняка не имелось. В нем – бензиновый моторчик для генератора рации.

Рация и «Ра» – совместимо ли?!

Да, мы не во всем последовательны. Мы храним воду в допотопных амфорах, но и в канистрах тоже, мы плывем на папирусе, но у нас есть радиостанция, кинокамеры и антибиотики.

Экспедиция Тура Хейердала на лодке «Ра». Тур Хейердал и Абдалла Джибрин на капитанском мостике. 1969 г. Фото Юрий Сенкевич

Тур знал, чем рискует, нарушая каноны абсолютной стилизации, он предвидел наскоки тех, для кого наш поход – нечто вроде костюмированного действа, и неоднократно говаривал полушутя-полугрустно:

– Погодите, нам еще скажут, как говорили после «Кон-Тики»: «Ваше плаванье удалось потому, что на борту был примус!»

И все-таки он взял примус, как и многое другое, не существовавшее в эпоху фараонов, взял, игнорируя снобов и злопыхателей, – не до декораций нам, ни к чему, идя через океан на папирусной лодке, еще и тренироваться в добыче огня трением.

Вообще реконструировать исчезнувшую цивилизацию – дело тонкое, противоречивое, тут есть неожиданные оттенки. Например, те же канистры – с одной стороны, взяв их, мы допускаем явный анахронизм, а с другой – они точно так же естественны для нас, как для древних – бурдюки. Нас раздражает привкус воды из бурдюка, но нашего древнего предшественника не меньше раздражал бы запах полихлорвинила; всякой эпохе – свое, и если мы хотим воссоздать психологический статус древних мореплавателей, мы как раз не должны избегать пользования предметами, для нас обычными. Разумеется, в должных пределах, не ставя себя в заведомо выгодное положение, – вот тогда опыт потерял бы смысл.

Кое-какую дань декорациям мы все же отдали. Помнится, когда еще тот, первый «Ра» был готов, Тур устроил «фараоново действо». В лощину за пирамидами, к стапелю, приехали пятьсот студентов-спортсменов. Студенты впряглись в канаты, и после многочисленных переговоров, споров и перестроений ударил барабан, в такт его громовым ударам канаты натянулись – и «Ра» пополз по каткам, подложенным под платформу, а катки двигались по рельсам из деревянных балок; Так передвигали тяжести при Хеопсе.

Надо сказать, что все это происходило не столь стройно и гладко, как изображено на фараонских рельефах. Неразбериха была жуткая, и я тогда впервые увидел Тура злым. Организовать спортсменов оказалось чрезвычайно сложно, каждый тянул в свою сторону – словно ожила крыловская басня о лебеде, раке и щуке. За три-четыре часа лодка сдвинулась метров на пять: съемочные камеры упоенно жужжали, а именитые гости под тентом аплодировали. Потом студентов распрягли, посадили в автобусы и отправили с благодарностью обратно в Каир, а к лодке подошли два тягача, до того скромно дремавшие в сторонке. Тягачи без шума, моментально вытащили «Ра» на шоссе и втянули на площадку автоприцепа.