Надя Де Анджелис - Чувство капучино

Как только религию «разрешили», он перепробовал всё – от индуизма до иудаизма. И всему отдавался со страстью, но быстро перегорал. Наконец остановился на православии. Сначала я даже пыталась за ним угнаться, но быстро поняла, что религия – это не мое, тем более такая: жирная, надсадная, с мрачными храмами, злобными старушками и толстыми попами, получающими колоссальный доход от торговли сигаретами.

Естественно, мы на эту тему давно уже не спорим – дружба дороже. Болтаем в основном про машины и компьютеры. А с Оксаной – про хозяйство и мужиков. Если Саша не слышит. К сожалению, после рождения Гоги и Логи, то есть Георгия и Евлогия, он превратился в домостроевца: то запрещает Оксане ноги брить, то губы красить, то требует исключительно постную пищу, от которой его характер делается невыносимым.

Конечно, Колено с ним в контрах. Завидев Сашкину рожу с окладистой бородой, она начинает неконтролируемо язвить. Оксана бросается грудью вперед защищать мужа. Прохоров-старший не так остер на язык, поэтому огрызается или вообще срывается в откровенную грубость, о чем потом страшно жалеет, и налагает на себя епитимью, или как там это у них называется: вместо того чтобы посвятить лишний час жене и детям, бьет поклоны перед иконостасом.

Тем не менее я люблю и Прохоровых, и Колено с Зойкой, но всячески стараюсь сделать так, чтобы они встречались как можно реже.

Но когда я праздную день рождения, встреча неминуема. И конфликт тоже. Например, в прошлом году Саша хвастался, как его старшенький выиграл на очередном интеллектуальном турнире пирограф (никто из присутствующих даже не знал, что это такое, оказалось – прибор для выжигания по дереву), самостоятельно его освоил и подарил бабушке искусно выжженный пейзаж с овечками и коровками. Колено тут же подхватила тему детского творчества и порадовала нас историей про комиксы, которыми Зойка изрисовала купленные для ремонта обои. И – какое совпадение! – тоже про бабушку. Точнее, про способы ее уничтожения, которые явно были навеяны злоключениями первых христиан: сначала старушку вели в зоопарк и бросали в клетку со львами, но львы, только попробовав ее, тут же начинали блевать. Потом ее топили в бассейне, но она упорно всплывала. Хеппи-энд: героиня отправлялась служить в армию, и там ее наконец-то успешно расстреливал взвод солдат.

Саша был в ярости и кричал, что Зойка плохо влияет на его потомков, а Колено – на него самого. Я их всех пыталась помирить, но тут же сама пострадала от детских шалостей: девица стащила мою сумку, изучила содержимое, а потом подговорила младшего Прохорова во всеуслышание спросить: зачем у тети Нади в сумке презервативы, если у нее нет пениса?..

Сегодня всё как всегда: дети начинают беситься, родители друг друга подкалывать, обстановка накаляется, а разряжает ее последний человек, от которого этого можно было бы ждать, – мой жених Бруно. Он что-то говорит Зойке на ухо и уводит всю детскую компанию куда-то за гардероб. В результате взрослые получают возможность спокойно поболтать на русском языке. Слава богу, мы следующие – церемония скоро начнется. По настоятельному требованию Бруно она пройдет в полной тишине, без марша Мендельсона, который он терпеть не может, другая музыка из предложенного загсом списка его тоже не удовлетворила. А.Д. Райская, когда я ей об этом заявила, посмотрела на меня саркастически – дескать, а жених-то жмот! Пожалел тыщу рублей. Но я не стушевалась и ответила ей победительной улыбкой: какой ни есть, а все же женится на мне и увозит в Италию. А вам, госпожа регистраторша, между прочим, уже тоже далеко за тридцать, и морщинки под глазами, и животик пообвис. А колечка-то на пальце нет!

Вот так женщины без единого слова, за считаные секунды проводят бой, расставляющий все точки над кто есть кто. Мужчинам на это требуются годы…

Наконец А.Д. Райская велит нам построиться в торжественное каре. Я бегу за Бруно и вижу странную картину: он и Зойка сидят на подоконнике, пацаны Прохоровы с открытыми ртами – перед ними на полу. Бруно что-то рассказывает по-английски, а Зойка переводит (кстати, вполне прилично):

– …и инквизиторы подожгли под ней дрова. Хворост начал потрескивать. Пламя занималось. – Зойка хлюпает носом, и Прохоров-младший тоже.

– Нам пора, – вмешиваюсь я.

Пока публика рассаживается на стульчиках, мне бы следовало настроиться на серьезный лад, но любопытство пересиливает.

– Что ты им рассказывал? – спрашиваю шепотом.

– Про триальдских ведьм.

– Зачем ты морочишь детям голову?! Я против религиозного фанатизма.

– Я не морочу! – сердится Бруно. – То есть, конечно, они не были ведьмами, но инквизиция их таковыми считала!

Пока А.Д. Райская бубнит про «в соответствии с законом», я с грустью думаю о том, что мне будет страшно не хватать московских друзей со всеми их закидонами. В Триальде, разумеется, тоже есть интересные люди – Бруно рассказывал, – но уж слишком творческие, не чета мне: там постоянно живут американская скульпторша Джулия и ее испанский бойфренд Карлос, танцор танго; есть еще чета британских писателей – Эдвина пишет о природе, а Майкл о кулинарии. А наш будущий сосед Лоренцо – поэт и композитор, одну из его песен даже однажды исполнили на фестивале в Санремо. Кроме того, в Триальду часто приезжает отдохнуть от съемок известный исландский киноактер, имени которого я никак не могу запомнить, что-то вроде Балдузар Хьялмтиссон, а ведь он, между прочим, лауреат «Оскара» за роль второго плана! Чем я их смогу заинтересовать?

Хотя, с другой стороны, не всегда же я была скучным менеджером: в далекой молодости дважды пыталась поступить в театральное училище и до сих пор могу пару басен Крылова рассказать с выражением. Чем черт не шутит – вдруг этот Балдузар распознает во мне актерский талант и…

В воздухе повисает неловкая пауза. Все смотрят на меня, я смотрю на Бруно, Бруно смотрит на Аллу Дмитриевну.

– Say something , – шепчу я, – скажи что-нибудь!

– А что я должен говорить? – Бруно не на шутку удивлен.

– Ты хочешь жениться на мне или нет?

– Конечно хочу! Зачем я сюда приехал?!

– Ну вот и скажи ей!

– А на каком языке?

Вот он, решающий момент! Сейчас Бруно забудет, как по-русски будет «да», регистраторша дьявольски захохочет, карета превратится в тыкву, а гости побьют меня букетами.

– Канешна, да! – говорит Бруно практически без акцента. Зрители выдыхают, начинают хлопать, и мое согласие уже никого не волнует.

Обнимая меня, Колено шипит мне в ухо:

– Только не называй Зойку эму!

Почему я должна называть ее страусом? Зойка уже не такая маленькая, чтобы играть в «а сегодня я дельфинчик».

– Не эму, а эмо! – продолжает шипеть Колено. – Не называй! Она теперь гот.