Егор Ковалевский - Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку
- Название:Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ПРИЯТНАЯ КОМПАНИЯ
- Год:2017
- Город:Москва
- ISBN:978-5-9500068-2-1, 978-5-9903300-7-8
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Егор Ковалевский - Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку краткое содержание
Дополняющие издание архивные материалы, в том числе записка «О добыче золота в России», составленная Е. П. Ковалевским для паши Египта Мухаммеда Али, и «Отчет о золотосодержащих розсыпях восточного Судана, находящихся во владениях Вице-Короля Египетского» египетских инженеров, обучавшихся на уральских заводах под руководством Егора Петровича, публикуются впервые.
Книгу оценят все, кто изучает историю российской дипломатии и геолого-географических исследований середины 19 века, а также широкий круг читателей.
Собрание сочинений. Том 2. Путешествие во внутреннюю Африку - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Самум, или, как его называют арабы, хам-сим, пятидесятница, потому что он дует в период пятидесяти дней, в апреле и мае месяцах, разумеется непостоянно, иначе он в пятьдесят дней опустошил бы весь Египет, – хам-сим, который неожиданно, иногда, налетает и в другое время года, всегда почти сопровождается гибелью путешествующих в пустыне.
Приближение самума трудно предвидеть. Правда, воздух сгущается заранее, принимает пурпуровый цвет; лицо путника наливается кровью; глаза, кажется, хотят выскочить из орбит, голова кружится; но все это настает так быстро, что люди и животные, хорошо понимающие эти признаки, едва имеют время кинуться ниц на землю и сунуть голову, как можно глубже, в песок. Самум пронесся, кажется, благополучно, прикрыв караван только тонкой полостью песку. Люди и животные поднимаются; иссохшие уста жаждут воды; все кидаются к гербе, кожаным мешкам с водой…. О, ужас! воды ни капли. Самум в один миг иссушает мешки, полные воды, если не успеют их убрать и закрыть циновками или землей; а мы уже заметили, как трудно предузнать приближение самума. Тогда положение каравана, если он далеко отошел от воды или задолго до нее, ужасно. Обыкновенно, вот что делается в нем: невольники, которых целые толпы проводят через пустыню, садятся в кружок, и в молчании ожидают смерти; вожатые-арабы рассчитывают очень верно, часто по опыту, могут ли они дойти до воды с запасом верблюжьей крови, или нет, и принимают свои меры; если могут, то каждый убивает своего верблюда и отправляется, немедля, вперед; если нет, то никто из них не станет понапрасну беспокоиться, и каждый, с покорностью и верой в судьбу, обрекает себя смерти. Тогда в этой таинственной пустыне раздаются песни, которыми обыкновенно отпевают покойников, и вопли, сопровождающие в другую жизнь: это страшнее тишины негров; но турки никогда не погибают без борьбы со смертью, борьбы отчаянной, до последней минуты жизни; большей частью это владельцы каравана; отыскавшие где-нибудь между вьюками несколько глотков воды или водки, запасшись также верблюжьей кровью и выбрав лучшего дромадера в караване, они скачут по направлению к Нилу; никто не противится им, потому что вожатые-арабы и в самом отчаянии сохраняют уважение к господину. На этом переезде большей частью погибают они в страшных муках.
Не один самум бывает причиной гибели путников. Каждый год насчитывают несколько несчастных случаев в этой пустыне и без самума. Большая часть гор и мест носят название своих жертв. Там погиб начальник кавалерии Судана: вожатый его принял одну гору за другую и заблудился в пустыне. Тут погибли двенадцать кавасов Мегемет-Али: вожатый отправился отыскивать отставшего верблюда; ковасы долго ждали; было уже близко от Нила, а кто переходил пустыню, тот знает, с какой жадностью стремятся люди и животные к свежей воде. Они же шли этим путем не в первый раз, а потому и отправились одни. Вожатый, между тем, воротился; не нашедши их на месте, он отправился по свежим следам; но ни кавасы, ни вожатый не возвращались. Впоследствии их нашли не в дальнем расстоянии один от другого; крайнего за четыре часа до Нила. Всех несчастных случаев не перечтешь.
Трупы остаются очень долго нетленными; ни хищных, ни других зверей, ни насекомых, как мы заметили, здесь нет, так некому истреблять их. Иссушенные солнцем, трупы лежат, как живые, и часто ошибаешься, глядя на них издали.
Вот гора, называемая Габешь, Абиссинскою. Тут, когда-то, после самума, осталась, в числе прочих, абиссинянка, невольница. Другие невольники терпеливо ожидали смерти, но ей, молодой и прекрасной собой, конечно пользовавшейся лучшей жизнью, чем они, жалко было расставаться с ней; в страшных муках и терзаниях ожидала она смерти. В это время наехали на нее два каваса, турок и черкес. Они тоже со своим караваном были настигнуты самумом, но успели спасти одну замзамию, – маленький кожаный мешок с водой, – спрятали ее от других, и убежали на дромадерах. Абиссинянка кинулась к ним, рыдая молила, заклинала их взять ее с собой. Турок колебался.
– Послушай, – говорил он товарищу, – ведь если довезем ее в Каир, можем продать за десять тысяч пиастров.
– Правда, – отвечал черкес: – а если поделимся с ней водой, то можем умереть все трое.
– До Нила недалеко, – говорил турок, – к нужде мы привыкли…. Абиссинянка поняла, что турок принял ее сторону: она усилила свои мольбы, обращая их исключительно к нему. Отчаяние придало ей силы, красноречия и может быть красоты. Турок был тронут и решительно настаивал взять ее с собой.
– Хорошо, – сказал его спутник, по-видимому тоже колебавшийся: – только сажай ее к себе на дромадера.
Турок может быть того и хотел. Отправились. Черкес, ехавший позади, вынул пистолеты, пустил одну пулю в абиссинянку, другую в турка, который не успел выхватить своих пистолетов, потом взял замзамию, и благополучно доехал до Бербера. Говорят, он сам рассказывал эту историю своим, прибавляя, что если б пришлось поделиться водой только с турком, то и тут не достало бы, и что все-таки один другого должен был убить, а сумасшедший турок взял еще третьего потребителя, вовсе не привыкшего к нужде, и что он во всяком случае оказал благодеяние – абиссинянке, прекратив ее терзания, а турку, – отправив на тот свет не одного, но с женщиной, которую он до того полюбил, что готов был умереть за нее.
Мы шли по двенадцать и тринадцать часов в день, нигде не останавливаясь. Верблюды не изменяли своему ровному, мерному шагу, от начала дня до конца, от первого привала до последнего. Подножный корм и воду они могли только видеть издали, и то во время миража. Им давали горсти по две дуры – род проса – вечером, и только. Арабы, находившиеся при верблюдах, съедали по горсти дуры в день, даже меньше, и больше ничего. Они шли, в течение всего перехода, тем же мерным шагом, как и верблюды, – вожатые впереди, нигде не приседая, не приостанавливаясь. Жар, казалось, не имел на них влияния; для них даже это не был жар.
– Неужели бывает жарче? – спросил кто-то из нас араба. Бедуин засмеялся.
– Разве жарко? – сказал он. – Теперь все-таки зима, хоть и на исходе; летом иначе.
– Как же иначе?
– Да так, что и мы не можем идти через пустыню днем, а ходим ночью.
– Хорошо же должно быть летом: это удовольствие для нас впереди.
Во время-то ночных переходов всего чаще бывают несчастья с караванами. Арабы-бедуины плохо различают звезды; они руководствуются значками, поставленными на горах, самым положением некоторых гор и наконец костями людей и животных, которые высовываются из песку или еще не занесены песком. Во время темной ночи, они не видят своих руководителей и часто принимают одну местность за другую, особенно на безбрежных песках. Тем еще легче ошибиться, что песчаные бугры беспрестанно переносятся с места на место, а следствия малейшей ошибки легко предвидеть.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: