Павел Крестин - Записки с Запада, или История одного лета в США

Быстро надев баскетбольную майку и шорты, я вышел на улицу и увидел, как негр лет 40 и белый парень, мой ровесник, играют в стритбол.

– У, черт. Какой у тебя рост, парень? – спросил негр, окидывая меня взглядом, когда я подошел ближе. Сам он был худощав, но смотрелся довольно крепко для своих лет. Раскачивающейся походкой, одетый в широкие штаны и футболку с надписью «Лас-Вегас», он подошел ближе и положил мяч на мою ладонь.

– Я не знаю точно. Что-то около 190 см, – пытаясь вспомнить, ответил я, заступая на игровую площадку.

– Играл раньше в баскет?

– Конечно, – ответил я ему и рассказал историю моих взаимоотношений с баскетболом, с которой я имел честь ознакомить вас выше.

Познакомившись, я узнал, что его зовут Джеймс и он из Невады. Этим летом мой новый знакомый собирается работать шеф-поваром на кухне. Он успел мне это рассказать, в то время как я стал разминаться, кидая штрафные броски, пока он подавал мне мяч.

– За какую команду болеешь? – спросил я у него, когда мы начали играть.

– «Голден Стейт Уорриорз», конечно. Я раньше жил в этом городе, между прочим. Оу, еще я люблю «Оклахома Тандер». А как насчет тебя, парень? – сказал Джеймс, давая мне пас.

– Я люблю «Кливленд Кавальерс», – ответил я, кидая трехочковый.

– Что-о-о? Давай-ка проваливай отсюда, – состроил гримасу Джеймс и замахал рукой, театрально шагая в другой угол площадки.

– А что не так с «Кливлендом»? – засмеялся я.

– Никто не любит эту команду, и никто не любит Леброна Джеймса, – сказал он, остановившись и держа мяч в одной руке. – Так что никому не говори об этом, – продолжал злорадствовать Джеймс. Как я убедился потом, эту команду и вправду большинство американцев не любило, и когда я спрашивал их, почему, никто не собирался мне отвечать и увиливал от ответа. И знаете, я так и не узнал правду.

Работа постепенно приелась, и я больше не чувствовал веселого задора при уборке номеров, и все постепенно стало приближаться к той точке, когда мы называем будни рутиной. Немного разнообразия привносил Эд, когда выходил на работу с бодуна и его отчитывал босс Джон. Эд, в то время как его учили уму-разуму, не мог спокойно стоять на месте и то начинал курить, то рассказывать анекдоты. Все это приводило Джона во все большее негодование, после чего он грозился уволить Эда и называл его бездельником.

Минуло почти две недели с момента нашего прибытия в парк, и кроме того, что нам заселили третьего соседа, больше ничего не поменялось. Нашим новым соседом был парень из Узбекистана с корейскими корнями Витя Ким. Наше знакомство началось с того, что, вернувшись после работы, Юра встретил его сидящим на полу в центре комнаты. Его заселили к нам утром, и он, не зная, какая кровать свободна, просидел все это время на полу. Посмеявшись над этой ситуацией, мы показали ему, что у нас свободен второй этаж кровати, и продолжили общаться, как обычно это происходит при первом знакомстве. Когда он стал с нами говорить на чистом русском без акцента, я удивился, и он поспешил мне объяснить, что в Узбекистане сейчас вся молодежь говорит на русском языке и только жители далеких деревень не знакомы с нашим языком. Витя был среднего роста, худощав, с черными прямыми волосами шапкой и типичной внешностью корейца, если вам, конечно, доводилось их когда-нибудь видеть. Мы втроем очень быстро поладили и впоследствии всегда общались как закадычные друзья.

Дорога на работу занимала примерно минут 5—7 и в самом начале (примерно дня три) поражала окружавшими нас монументальными горами, вершины которых переливались в утреннем солнце и каждое утро имели то розовый, то оранжево-лимонный оттенок. В том месте, где мы работали, был обыкновенный горный переменчивый климат, с нулевой температурой с утра и жарой 25 градусов в полдень. Иногда это сопровождалось неожиданными дождями, сильным ветром утром и солнечной безоблачной погодой вечером. Поэтому, когда мы в разгаре жаркого июня шли утром в офис, закутавшись в куртки и выдыхая пар в морозный туман, чувствовали себя, мягко говоря, немного странно.

В одно такое утро мы шли втроем, три соседа по комнате, и обсуждали с быстро вышедшим с нами на короткую ногу новым соседом Витей последние события, произошедшие на работе.

Дело было в том, что мы уже успели познакомиться с нашими инспекторами на работе и произошло несколько событий, которые нам надо было обсудить друг с другом. Одним из инспекторов была жена нашего босса Джона, Диана, показавшаяся мне сначала необщительной и скрытной. В первые дни она не изъявляла особого желания общаться с кем бы то ни было и, само собой, произвела немного отталкивающее первое впечатление. К тому же она была требовательна к выполняемой нами работе и иногда приезжала на гольф-карте и указывала на промахи в уборке номеров. В ее внешности не было чего-то особенного, за что можно было бы уцепиться, кроме коротких кучерявых волос. Совершенно противоположным персонажем являлась Беатрис, еще один инспектор, которую все называли Би. Являясь малопривлекательной на лицо, имея нечто схожее в чертах с Шреком, грузной комплекции, но очень живая и бодрая женщина, она сразу завоевала наше расположение к ней. Часто подъезжая перекинуться с нами парочкой слов, вальяжно развалившись в гольф-карте с сигаретой в руке и рассказывая, как она ненавидит босса Джона (а эти слова она говорила не менее десяти раз в день), она всем своим видом походила на нашего старого закадычного друга. Правда, упоминание о ненависти к боссу иногда становилось комичным и доходило до того, что ее рабочий день начинался со знакомой всем фразы: «Как же я ненавижу нашего босса!» И каждый твой диалог с этой дамой также заканчивался словами: «Увидимся! И я, черт возьми, ненавижу нашего босса!»

Еще был третий инспектор – афроамериканка Мишель с Барбадоса, но первые дни мы с ней не общались или старались не общаться, потому что мало кто понимал ее акцент и все общение с ней сводилось примерно к следующему. Представьте ситуацию. Я убираюсь в номере, приезжает Мишель и, произнеся несколько фраз, непонятных моему слуху, на которые мне ничего не оставалось делать, как просто кивать, просит меня что-то принести из ее гольф-карта. Естественно, не понимая, что она просит, я делаю тщетную попытку предугадать ее мысли и приношу тряпку для пыли.

«No, no, no», – вертит она головой, что та может соскочить с шеи, и, показывая на свой карт, повторяет просьбу.

Я возвращаюсь и достаю швабру, думая, что эта попытка может оказаться более удачной. Но гражданка с Барбадоса начинает мотать головой еще сильнее, да так, что я невольно начинаю бояться, как бы она на самом деле не сломала шею. В итоге, промаявшись и ничего от меня не добившись, с улыбкой она сама идет за нужным ей инструментом, убирает комнату и уезжает. На этом наше общение заканчивается. Видя, что мы ничего не понимаем из произнесенного ею и смеемся, она также заливается смехом и грозит нам вслед тряпкой.