Александр Авдеенко - Над Тиссой (сборник)

В этом неповторимом мире, мире границы, Смолярчук будет жить до тех пор, пока не пройдет через все пограничные должности, от рядового до генерала. Это он твердо решил.

Смолярчук сел на камень рядом с ефрейтором.

– С моей точки зрения, на границе нет ничего подозрительного, – сказал он. – А как у тебя, Каблуков? Что ты видишь вооруженным глазом?

– Пока ничего интересного.

Он долго, молча и неподвижно, словно окаменевший, сидел у стереотрубы, не спуская ее пристального всевидящего ока с левого берега Тиссы. Казалось, он готов был просидеть вот так, час за часом, хоть до вечера. Но он скоро оторвался от прибора и тревожно-радостно посмотрел на товарища. Смолярчук по его взгляду, по возбужденному румянцу, который до краев заливал щеки Каблукова, понял, что тот увидел за Тиссой что-то необыкновенно важное.

– Видишь трубу разрушенного кирпичного завода на той стороне? – спросил Каблуков. – Видишь дырку посредине, снарядную пробоину?

Смолярчук кивнул головой.

– Смотри! – Каблуков подтолкнул Смолярчука к прибору и нетерпеливо наблюдал за тем, как он усаживался на камне, отыскивая выгодную позицию.

– Ну, видишь?

– Вижу… – Смолярчук с недоумением посмотрел через плечо на ефрейтора. – Вижу дырку от бублика…

– Да ты получше смотри.

– Да уж куда лучше. – Он снова прильнул к окулярам. – Вот труба, вот снарядная дырка в этой самой трубе.

– А в дырке уже ничего нет?

– Ничего.

– Испарился, значит. Проверим. Каблуков снова уселся за прибор и терпеливо ждал и ждал.

Обычно пограничник натренирован в процессе службы действовать, как терпеливый наблюдатель на сторожевой вышке; как следопыт, он преследует нарушителя на самую дальнюю дистанцию и, в случае необходимости, завязывает с ним гранатный поединок или бросается врукопашную. Хорошо, когда пограничник умеет повсюду отлично трудиться. Но неплохо, если он особенно преуспевает, скажем, лишь в работе с собаками, только по следу, в наблюдении или в дозоре.

Каблуков считался отличником пограничной службы, хотя не был мастером на все руки, как Смолярчук. Больших успехов он добивался лишь в наблюдении. Зоркий у него был глаз: видел то, что другому недоступно.

– Есть, есть, – вдруг вскрикнул Каблуков, хватая Смолярчука за руку. – Смотри, скорее!

Смолярчук отчетливо, крупным планом, увидел бинокль, а за ним лысую голову и огромные усы.

И голова и бинокль скоро снова исчезли, но пограничники сделали уже свое дело: оба, проверив друг друга, убедились, что за участком заставы пристально наблюдает враг.

Смолярчук связался с начальником заставы по телефону и доложил о результате наблюдения наряда. Две минуты спустя узнал об этом и генерал Громада. В другое время его штаб ограничился бы простым указанием, данным через отряд. Теперь же оттуда на заставу последовал прямой, личный приказ Громады: продолжать пристальное наблюдение и обязательно силами офицерского наряда.

Чуть ли не при каждом рассвете ранней весной в долине Тиссы, особенно в местах, где река вырывалась из гор на равнину, между небом и землей вырастала мглистая, многослойная толща непроглядного тумана… Туманом начался и тот день, когда капитан Шапошников и старшина Смолярчук, выполняя приказ генерала Громады, замаскировались в расщелине скалы, чтобы приступить к скрытному изучению подозрительной трубы разрушенного войной кирпичного завода.

Закончив оборудование позиции, капитан Шапошников приказал старшине пока отдыхать. Сам он тоже, обхватив руками колени согнутых ног, сел на северный покатый склон скалы, сплошь покрытой толстым слоем мха. Веселый взгляд его был устремлен в ту сторону, откуда доносился приглушенный шелест Тиссы. На круглощеком, почти мальчишеском его лице, не тронутом ни единой морщинкой, откровенно проступало радостное нетерпение.

Смолярчук, глядя на начальника заставы, улыбался. Любил он в такие вот моменты находиться рядом с ним.

В те часы и дни, когда обстановка на участке границы заставы бывала особенно напряженной, молчаливый, сдержанный Шапошников становился необыкновенно энергичным, деятельным, жизнерадостным, разговорчивым, на много моложе своих тридцати четырех лет.

– Hy, где же ты, солнце красное? – Капитан Шапошников разнял руки, шумно потер ладонь о ладонь и сдвинул фуражку на затылок, открывая свои чуть заметно седеющие виски. – Не задерживайся, будь ласка. Свети! Грей!

В тумане, словно исполняя волю Шапошникова, блеснул робкий луч, потом другой, посмелее.

С восходом солнца туман заметно поредел и чуть порозовел. Сквозь его пелену медленно выступали край темного недокрашенного моста, группа осокорей-великанов, кусок реки. Чем выше поднималось солнце, чем горячее становились его лучи, тем все больше и больше голубели воды Тиссы. Наконец совсем открылся противоположный берег: пожарные бочки с водой в конце моста, светофор, желтый домик пограничной стражи, асфальтированное шоссе, полосатый шлагбаум, железнодорожная будка с крутой черепичной крышей и труба кирпичного завода.

Шапошников и Смолярчук приступили к наблюдению. В первый же час работы они засекли наблюдателя, замаскировавшегося на вчерашнем месте. Значит, изучение границы продолжается всерьез, интенсивно.

У настоящих военных, от лейтенанта до генерала, есть твердое правило – иногда «думать за противника», то есть ясно себе представлять обстановку на том или ином участке с точки зрения противника и таким образом разгадывать его замыслы и, стало быть, парализовать действия.

Капитан Шапошников мысленно забрался в пролом трубы и глазами вражеского наблюдателя стал пристально изучать участок границы пятой заставы. Почти в самом центре он разрезается большим железнодорожным мостом. Днем и ночью здесь работают пограничники контрольно-пропускного пункта. Нет никакой возможности преодолеть границу в этом месте. А чуть дальше, у разбитого молнией дуба? Да, это направление кажется весьма выгодным: берег Тиссы густо зарос кустарником, за служебной полосой сразу же начинается глубокая лощина, переходящая в горное ущелье. Не верь, не верь кажущейся выгоде, она обманчива. Именно у входа в эту лощину тебя и схватят. Никогда, конечно, не остается она без охраны. Ищи другой проход.

И час, и другой, и третий капитан Шапошников всевидящими глазами опытного, на все готового лазутчика искал уязвимые места на пятой заставе и не находил их. Не пройти ему днем, не пройти и тихой ясной ночью. Его услышат, увидят всюду, на любом метре пограничной земли. Надо ждать особенно благоприятной погоды: ветра с дождем, непроглядного ночного тумана. Только в такую ночь можно рассчитывать на какой-то успех.

Адъютант, перетянутый полевым снаряжением, с пистолетом и сумкой, в наглухо застегнутой шинели, открыл переднюю дверцу машины, пропустил генерала Громаду и ловко вскочил на заднее сиденье.