Томас Майн Рид - Белая перчатка

Прежде чем они успели что-либо ответить, он еще раз громко повторил свое требование, с тем же угрожающим видом размахивая пикой.

– Стой, ни с места? Отдавай кошелек? – переспросил всадник, медленно повторяя эту избитую формулу. – Вы этого требуете, почтеннейший, так ли мы вас поняли?

– Да, требую! – зарычал нападающий. – Да поторапливайтесь, коли дорожите своей шкурой!

– Так вот, – продолжал всадник, сохраняя полнейшее хладнокровие, – вы не можете сказать, что мы недостаточно быстро повиновались вашему первому требованию. Вы видите, что мы оба стоим и не двигаемся. Что касается второго, тут надо подумать. Прежде чем вручить вам свои кошельки, мы должны узнать, почему, с какой целью и, главное, кому мы должны передать свое имущество. Надеюсь, вы не откажетесь сообщить нам свое имя, а также причину, побудившую вас предъявить нам столь скромное требование?

– К черту болтовню! – заорал тот, злобно замахиваясь пикой. – На большой дороге не спрашивают ни имен, ни причин! Кошелек или жизнь! Да не пытайтесь улизнуть! Поглядите, сколько нас вон там – целая дюжина! И не пробуйте сопротивляться! Вы окружены!

И с этими словами разбойник махнул своим страшным оружием в сторону густой чащи.

Глаза обоих путников невольно устремились в ту сторону, куда указывала пика.

Да, действительно, они были окружены. Шесть или семь человек, необыкновенно свирепого вида, вооруженные таким же оружием, как и их атаман, стояли вокруг открытой поляны на равных друг от друга расстояниях, наполовину скрытые деревьями и кустарником. Они стояли совершенно неподвижно. Даже пики в их руках словно застыли в воздухе. Никто из них не издавал ни звука, не порывался вперед, а ведь, казалось бы, им следовало это сделать хотя бы для того, чтобы подкрепить требование своего атамана.

– Смирно, товарищи! Ни шагу! Нечего торопиться! – командовал тот. – Мы имеем дело с порядочными людьми. Не надо причинять им вреда – они не будут сопротивляться.

– А вот и будут! – насмешливо крикнул всадник, выхватывая решительным жестом пистолет из кобуры. – Я намерен сопротивляться не на жизнь, а на смерть! И этот храбрый юноша тоже.

Уолтер поспешно извлек из ножен свою гибкую рапиру – единственное оружие, которое у него было.

– Как! Сдаться шайке трусливых грабителей? – продолжал всадник, взводя курок. – Нет! Скорей уж…

– Да падет ваша кровь на вашу голову! – вскричал разбойник, ринувшись вперед и яростно выбрасывая пику так, что ее стальной конец едва не вонзился в шею лошади.

И, наверно, тут же ему и пришел бы конец, если бы яркий свет месяца не озарил внезапно эту страшную, свирепую физиономию, искаженную злобой, обросшую густой черной щетиной, с черной всклокоченной бородой, с налившимися кровью глазами, сверкающими неистовой яростью из-под черной копны волос, падающих космами на лоб.

Всадник уже поднял взведенный пистолет. Стоило только нажать курок – грянул бы выстрел, и разбойник тут же свалился бы бездыханный под ноги его коня.

Но внезапно рука всадника опустилась, и из уст его вырвалось изумленное восклицание.

– Грегори Гарт! – вскричал он. – Ты – разбойник!.. Грабитель! Ты дошел до того, чтобы убивать…

– Хозяин! – сдавленным голосом прохрипел бродяга, чуть не выронив из рук пику. – Как! Это вы? О, простите, простите меня, сэр Генри! Я не знал, что это вы!

С трудом вымолвив эти слова, он бросил наземь оружие и, низко опустив голову, стоял пристыженный, не смея поднять глаза на всадника, из-за которого дело приняло такой неожиданный оборот.

– Ох, мастер Генри! – снова воскликнул он. – Вы простите меня, не правда ли? Хоть и зверь я стал, а, клянусь, не пережил бы, если бы, не дай бог, хоть волосок задел на вашей голове! А все это моя проклятая доля, она-то и довела меня до этого!

На минуту воцарилась глубокая тишина. Даже все бандиты из разбойничьей шайки, казалось, почувствовали необычайность положения: ни один из них не пошевелился и не открыл рта.

Пристыженный атаман первый нарушил это неловкое молчание.

– Ах, мастер Генри! – вскричал он отчаянным голосом, не помня себя от горя. – Убейте меня, если хотите! Застрелите тут же! После того, что случилось, мне только и остается, что умереть. Вот вам моя грудь! Всадите в нее пулю и положите конец несчастной жизни Грегори Гарта!

И с этими словами он рванул свой истрепанный камзол и обнажил широкую мускулистую грудь, сплошь заросшую густой черной шерстью.

Приблизившись вплотную к коню, он подставил всаднику свою грудь, словно искушая смерть, которую он так настойчиво призывал. Его слова, выражение его лица и весь его вид – все доказывало его полную искренность.

– Ну, ну, полно, Гарт! – успокаивающе сказал всадник, пряча пистолет обратно в кобуру. – Ты хороший человек – по крайней мере, был когда-то, – не такой, чтобы тебя следовало вот так пристрелить.

– Да, когда-то был, мастер Генри! Может, оно и правда. Но теперь я только этого и заслуживаю.

– Не обвиняй себя, Грегори. Тебе, так же как и мне, выпала тяжелая жизнь. Я это знаю и поэтому не буду попрекать тебя тем, что случилось. Слава богу, что не вышло похуже! Будем надеяться, что это послужит к твоему исправлению.

– Я исправлюсь, мастер Генри, обещаю вам! Непременно исправлюсь!

– Рад слышать это и не сомневаюсь, что ты сдержишь свое слово. А теперь прикажи своим верным сообщникам – кстати, ты их хорошо вымуштровал! – отступить и пропустить нас. Завтра утром по этой дороге проедет большая компания, и я ничуть не возражаю, чтобы ты и твои товарищи поупражнялись на них в своем необычном ремесле. А сейчас прикажи этим молодцам отойти подальше. Я не хочу подпускать их близко, а то как бы мне, на грех, не попался среди них еще какой-нибудь старый знакомый, так же вот, как ты, сбившийся с пути.

Разбойник слушал все это молча, и по его свирепому лицу пробегало какое-то странное выражение; внезапно оно расплылось в добродушную, плутоватую улыбку.

– Ах, мастер Генри, приказать-то я могу, чтобы угодить вашей милости, да только они меня не послушают. Но вам нечего их бояться. Можете подойти хоть вплотную, – они вас не тронут. Хотите, колите их шпагой, любого насквозь проткните, – и не пикнет!

– Вот как? Признаться, на редкость терпеливые малые! Но довольно! Что ты хочешь сказать этим, Грегори?

– Да то, что там никого нет, мастер Генри, – пустота, ровно никого. Ведь это все просто чучела – старые платья да шляпы, и все они хорошо послужили своим хозяевам, пока не попали в руки Грегори Гарта; ну, а теперь они служат ему и неплохо несут свою службу, только она совсем другого рода, как вы сами изволите видеть.

– Так, значит, это просто пугала? У меня промелькнуло такое подозрение.