Рашит Халилуллин - Ада

Мальчишки врассыпную бросились от пуль, застучавших по крыше. Они пересекли чердак и выбрались через слуховое окно на крышу. С другой стороны здания торчала пожарная лестница. Никто не помнил, как они спускались с крыши и бежали прочь от райкома.

Остановились только когда добежали до речки, попадав на песок.

– Вот гады. – Тяжело дыша, едва выговорил Семка. – По людям стреляют.

– Ага. – Подтвердил Витька. – Чуть-чуть в нас не попали.

– Не-е. – Так же отплевываясь, отрицательно помотал головой Гошка. – Это он не по нам стрелял.

– А по кому ещё? – Огрызнулся Семка. – По нам и стрелял. Больше не по кому было.

– Он выше, по крыше стрелял. А не по чердаку. – Не отступал Гошка. – У меня дядя охотник – я знаю.

– Там, на крыше, флаг висел. – Сказала Ада. – Может он по нему стрелял?

– О, Ада. А ты что, совсем не испугалась?

– Нет. – Пожала плечами девочка. – Чего пугаться? Он же нас все равно не видел.

– Вот что, – рассудительно сказал Витька, – поднимаясь с песка и отряхивая брюки. – Пойдемте-ка по домам. В такое время лучше быть дома.

Гошка ехидно улыбнулся.

– Что, Витенька, боишься мама беспокоиться будет?

Витя смерил Гошку спокойным взглядом своих серых глаз.

– Да, боюсь. – Неторопливо ответил он. – Я, в отличие от тебя, не хочу мать беспокоить. Она у меня и так болеет. Зачем я буду ей лишние хлопоты доставлять?

Витя ещё раз неторопливо оглядел всех, повернулся и направился в проулок, ведущий на улицу. За ним потянулись и все остальные.

Ада забежала домой, приплясывая от нетерпения. Ей не терпелось поделиться увиденным. Родители были дома. Даже папа, хотя он никогда так рано не приходил домой никогда.

– Что делать будет, Хаим? – Тусклым голосом спросила мама.

Отец, сидевший за столом, тяжело поднял голову и пристальным взглядом посмотрел на мать.

– Что-нибудь придумаем, Анна, – успокаивающе сказал он.

Отец задумчиво посмотрел на маленькую Ганну, которую мама подняла на руки и тяжело вздохнул.

– Тяжело будет. – Пожевал в задумчивости губами он. – Ну да справимся. – Отец горько вздохнул.

Сообщение о установлении комендантского часа.

«Запрещенное время для обитателей Климовска устанавливается после 22 часов и до 6 часов утра. Кто в это время будет на улицах либо площадях без специального удостоверения, будет казнен. Сегодня были наказаны смертью – 15 лиц. Кроме того, арестовано как заложников 65 лиц. Каждый житель Климовска, кроме своей собственной жизни, отвечает и за безопасность немецких вооруженных сил и ставит на карту не только свою собственную жизнь, но и жизнь всех обитателей Климовска…

Также, лица невышедшие на работу в «общественные дворы» или трудовую обязанность (для ремонта путей и др.) будут оштрафованы в размере 50 руб., или 25 розог, а в случае саботажа – расстрел».

Полевые части немцев, не задерживаясь в городе, ушли на восток, оставив небольшой гарнизон. Какое-то время люди жили своей жизнью, постепенно привыкая к новому порядку.

Отец продолжал работать в сапожной мастерской, мать все так же принимала заказы на пошив одежды.

В бывшем райкоме теперь была военная комендатура. Ворота укрепили, забор поверху обнесли колючей проволокой, а на все окна в здании поставили решетки. Об этом рассказал Сёмка. Его отец несколько дней работал там, устанавливая решетки и натягивая колючую проволоку, ремонтируя двери, окна и сантехнику.

У ворот стояла караульная будка, днём и ночью часовой прохаживался по ярко освещенному прожектором участку земли.

Постепенно жизнь в городе стала ухудшаться. Ввели комендантский час, по улицам зашныряли полицейские патрули, устраивая облавы и арестовывая людей. Многие из них не возвращались домой. Теперь, сидя вечерами за накрытым столом и ужиная, Левитины со страхом прислушивались к звукам, доносившимся с улицы. Иногда мать тихонько плакала, сидя в углу, а отец, присев рядом, негромко успокаивал её.

Однажды отца вызвали в комендатуру и вернувшись, он сел за стол и так долго сидел, опустив голову.

– Что случилось, Хаим? – негромко спросила мама.

Отец ответил не сразу. Подняв голову, он пристально посмотрел на маму и перевел взгляд на детей, стоявших тут же.

– Сегодня в комендатуре повесили приказ. Все евреи, независимо от возраста, должны пройти регистрацию по месту жительства и носить на одежде отличительный знак – желтую звезду. Вот размеры. – Отец швырнул на стол какую-то бумажку. – Запрещено посещать публичные места, парки отдыха, скверы, спортивные площадки, на рынках и в магазинах можно бывать только в течении одного определенного часа в день. Хорошо хоть работать не запретили. – Он тяжело вздохнул. – И ещё нужно ходить отмечаться в комендатуре, так как запрещено покидать место постоянного проживания.

Мать застыла, прижав руку ко рту и пристально глядя на отца.

– Вот так. – Отец уставился в стол. – Дождались…

На следующий день мама вырезала и пришила всем на грудь и на спину желтые, шестиконечные звезды. И ещё у каждого на груди была пришита нашивка с адресом. Закончив, она посмотрела на детей со звездами и бессильно опустившись на стул, беззвучно заплакала, прижимая ладони к груди. Отец, хмуро натягивая куртку, подошел к ней, и присев на стоявший рядом стул, обнял, прижимая к себе. Они так сидели некоторое время, потом отец встал и ушел.

– Адя, – подергала девочку за рукав Ганя, – а мы теперь всегда так будем ходить со звездочкой?

Ада посмотрела на сестренку, и крепко прижала её к себе. Она понимала, что происходит что-то нехорошее, но не смогла найти нужных слов и только молча кивнула головой.

– А мне нравится. – Заулыбалась Ганя. – Мама так красиво пришила? Мама, – позвала она, – а можно я к Маше схожу, поиграю? Она мне обещала куклу свою показать.

Мама вытерла слезы, катившиеся из глаз, и улыбнулась.

– Конечно, Ганя. Только иди через калитку. Не нужно ходить через улицу.

– Хорошо, мамочка. А почему ты плачешь? – Ганя подошла ближе и прижалась к маме. – Тебе плохо? Тебя кто-то обидел?

– Да нет, доченька, все в порядке. – Женщина улыбнулась. – Какая ты у меня заботливая стала. Иди.

Она ласково поцеловала девочку в щечку и Ганя, радостная, выбежала за дверь. Какое-то время мама сидела на стуле, опустив голову и думая о чем-то о своем. Затем она встряхнулась, улыбнулась смотревшей на нее Аде, и, подхватившись, принялась за шитье.

Ада посмотрела в окно. Ей совершенно не хотелось никуда идти, хотя мальчишки звали её с собой, обещая показать что-то интересное там, в лесу. У нее из головы не шли слова, которые мама сказала Гане. О том, что не нужно ходить через улицу. Хлопнула калитка и Ада увидела отца, идущего к дому. Открылась дверь и отец вошел в дом, прошел по чистым половицам и тяжело уселся на стул.