Светлана Лыжина - Валашский дракон

По стенам виднелись полки с обычной для здешних мест разрисованной глиняной посудой, и такие же изделия стояли на уступах большой белёной печи с вмурованной в неё деревянной лавкой.

Старый флорентиец тоже заметил эту печь, подошёл, уселся на лавку и стал греть руки, а Джулиано, запоздало глянув на свои и учительские пожитки, сваленные в углу, через некоторое время повёл старика к одному из свободных столов.

За соседними уже расселись Лаче и его товарищи, которые громко разговаривали на своём непонятном языке. Возле них суетились толстая старуха и стройная девушка, подававшие гостям холодные закуски и вино. Старуха была в чёрном платье, а девушка – в тёмно-жёлтом.

Даже издалека молодой флорентиец видел, что девушка красива и что цвет платья прекрасно соответствует цвету её волос, пшеничному с золотыми проблесками. Хотелось рассмотреть эту красавицу получше, но к Джулиано и его учителю подошла не она, а старуха.

– Добрый вечер, господа, – произнесла пожилая женщина, подправив пальцем прядь волос, выбившуюся из-под платка, обёрнутого вокруг головы. – Кушать будете? Прямо сейчас можем подать сыр, хлеб и вино. А на горячее – свинину с капустой. Ой, свинина у меня хороша!

– Да, конечно, подавайте, – отозвался Джулиано.

– Хорошо, – обрадовалась старуха и посмотрела в направлении дверей. – А вещи там лежат…

– Да, это наше, – кивнул юный флорентиец.

Старуха вытерла руки о передник, оглянулась в сторону стола, где сидел Лаче, а затем снова посмотрела на собеседников:

– Мне сказали, что вы сюда надолго приехали. Остановитесь небось у нас? Дадим вам лучшую комнату.

– Надеюсь, «лучшая» не значит «дорогая»? – осторожно спросил Джулиано.

– В цене сойдёмся, – успокоила его старуха. – Сейчас такие времена, что все хотят выгадать. Мы же понимаем. А ужин сейчас будет.

Она уже собралась уйти, но молодой флорентиец, с видом знатока принюхавшись к ароматам кухни, произнёс:

– Любезнейшая, я предполагаю, что ты кладёшь в пищу много красного перца, а мой учитель слаб желудком, поэтому я прошу класть в его кушанья как можно меньше этой приправы.

– Хорошо, – последовал ответ.

Очень скоро на стол явились вино, хлеб и сыр, но их принесла всё та же старуха, а не девушка с пшеничными волосами. Джулиано, надеясь привлечь внимание юной красавицы, два раза уронил на пол нож, но напрасно. В то же время, наблюдая за ней, флорентиец успел подумать, что это не просто служанка, а дочь хозяина, ведь она была такой же светловолосой, как трактирщик с кирпичным лицом. У неё даже брови были светлые, еле-еле выделяясь на фоне нежно-розовой кожи, и потому девушка будто сияла.

Между тем один из товарищей Лаче достал дудку, и зазвучала танцевальная мелодия. Сосед дудочника начал отбивать ладонями такт по столу. Несколько человек пустились в пляс, причём двое плясавших, в том числе Лаче, всё время норовили вовлечь в танец юную красавицу, но она умело увёртывалась, снисходительно улыбалась и бежала с подносом дальше.

Горячее кушанье флорентийцам опять принесла старуха. Взяв деньги и положив их в карман передника, она замешкалась возле стола и, судя по всему, собиралась что-то спросить. Джулиано решил, что сейчас придётся торговаться за комнату, но ошибся, потому что пожилая женщина, помявшись ещё немного, произнесла:

– А не сочтите за пустое любопытство…

Джулиано, отрезая учителю хлеб, привычно натянул на лицо вежливую улыбку:

– Спрашивай, любезнейшая.

– Говорят, будто вы сюда приехали, чтоб узника Соломоновой башни повидать.

От Лаче молодой флорентиец уже знал, что та башня, в которой содержат кузена Его Величества, называется именно Соломоновой, поэтому кивнул:

– Да, это правда.

– Правда, значит, – пробормотала старуха, а её собеседник ещё раз кивнул:

– Да, любезнейшая. Моему учителю заказан портрет Дракулы, а чтобы рисовать портрет Дракулы, необходимо увидеть самого Дракулу.

Слушая, как Джулиано упомянул прозвище узника аж три раза подряд, старуха поёжилась, но совладала с собой:

– Неужто, король про этого изверга вспомнил?! Может, возьмёт его от нас в другую крепость?

– О таких намерениях Его Величества я не знаю, – ответил ученик живописца, зачерпывая из миски горячее кушанье и отправляя ложку в рот.

– А может, король всё-таки заберёт его от нас?

– Поверь, любезнейшая, – Джулиано стоило большого труда оторваться от еды, – если бы я знал об этом что-нибудь, то не стал бы скрывать. Но я ничего не знаю и не хочу тебя обманывать.

Старуха тяжело вздохнула:

– Хоть бы забрал.

– За что же ты так не любишь кузена Его Величества? – с набитым ртом спросил Джулиано, потому что после утоления первого голода снова начал проявлять всегдашнюю склонность к болтовне.

– Да уж есть за что не любить! – в сердцах бросила собеседница. – Есть за что! Сколько он бед принёс, это ж не сосчитать! Ведь я с сыном и внучкой только три года тут живу. Вот помогаю сыну трактир содержать. А переселились мы сюда из Семиградья.

Семиградьем, как помнил Джулиано, звался горный край, расположенный на юге Венгерского королевства. По латыни эти земли именовались Трансильванией, но чаще всего их обозначали просто словом «горы», потому что других таких больших гор поблизости не встречалось. В Семиградье жили потомки тех, кто уже давно переселился в Венгерское королевство из немецкой земли, именуемой Саксония, поэтому флорентиец, услышав признание старухи, сделал однозначный вывод о том, что эта женщина, её сын-трактирщик, а также внучка – немцы.

– Изверг этот, когда государем был, сколько раз ходил войной на Семиградье! – пожаловалась старуха. – И ты ещё спрашиваешь, за что я его не люблю! А если б он на тебя войной ходил? Если б он твой дом спалил? Что ты сказал бы тогда?

– Полагаю, я говорил бы то же, что и ты, любезнейшая, – с жаром подхватил Джулиано, перестав наконец жевать. Юный хитрец надеялся добиться расположения собеседницы и впоследствии сбить цену за комнату, но старуха не обратила внимания на эти хитрости:

– Этот изверг объявил, что мы укрываем кого-то, – продолжала она. – Врагов, дескать, его укрываем. А я, что ли, этих врагов укрывала?! Или сын мой?! Или внучка моя?! А дом-то спалили наш!

– Я очень сочувствую тебе и твоим родственникам, – уверил старуху молодой флорентиец, а та всё говорила:

– Когда король объявил, что из Семиградья можно переселиться в Вышеград, мне так радостно стало! Я-то думала, найдём место спокойное, от беды подальше, а оказалось, что беда вот она – в Соломоновой башне сидит! Да кабы знать наперёд про такое соседство, мы бы сюда переселяться не стали.

Джулиано слушал с нарочито внимательным видом, а вот старый флорентиец совсем не обращал внимания на эту пламенную речь. Зачерпнув деревянной ложкой из миски остро пахнущую еду и попробовав, живописец скривился, дескать, перца много. Пришлось ученику своей ложкой влезть в миску учителя, попробовать, запить вином и произнести пару успокаивающих фраз, потому что ссориться с хозяевами гостиницы из-за такого пустяка, как перец, не следовало – предстоял торг за комнату.