Светлана Кузнецова - Ричард III. Последний Плантагенет

– Я хотела бы поговорить с вами, – тотчас перешла к делу Елизавета. – На правах старшей сестры.

Нежелание ходить вокруг да около, неспешно беседовать о погоде или каких-либо иных малозначащих вещах являлось одним из неоспоримых достоинств этой женщины. С Ричардом она всегда говорила прямо.

– Конечно, Ваше Величество, – юноша снова поклонился.

Если бы королева могла выбрать себе девиз, то у Елизаветы он звучал бы: «Одна против всех». Она приняла его безропотно и следовала ему с настойчивостью, требующей лучшего применения. В бой за себя и родных она бросалась с ожесточением, вызывающим невольное уважение даже у врагов. Но средства, к которым прибегала Вудвилл, никто и никогда не назвал бы достойными.

Ричарда от ее гнева пока спасали строгое соблюдение этикета, нарочитая почтительность и любовь Эдуарда. Во время любой склоки или скандала, которых, видит Бог, Дик старался избегать всеми силами, брат неминуемо вставал на его сторону.

– Но сначала… – королева хитро прищурилась.

По велению ее руки заиграли лютни и флейты. Под сводами дворца разлились первые аккорды величественной паваны. Медленный истинно королевский танец, который танцевали крестоносцы перед тем как отправиться в Святую землю, не сбивал дыхания и не препятствовал разговорам.

– Я вызвал ваше недовольство, госпожа?

Королева сильнее оперлась на его руку. Юноша неспешно повел ее по залу, ловя на себе внимательные взгляды придворных.

– Если вы и далее продолжите действовать в том же духе, то поставите Глостер на грань разорения! – поворот. И снова плавные шаги, словно скользящие над полом. – Подумайте, в какое положение вы ставите короля!

Павана не подходила Елизавете. Как и карола – танец-шествие, распространенный по всей Европе.

– Я не бедствую, Ваше Величество, – в этот момент Дика искренне расстраивал неспешный темп танца. При дворе Филиппа Доброго он видел вольту и калату. Танцуя их, королева не смогла бы говорить столь длинно, да и сам разговор очень быстро сошел бы на нет.

– О, поверьте, при ваших чаяниях за судьбы обедневших йоркистов вы разоритесь очень быстро. И рано или поздно Эдуарду придется поддерживать вас, дабы не дать умереть с голоду!

Их руки разомкнулись. Поворот, уже в одиночестве. Шаг в сторону. Тело действовало само, повторяя давным-давно заученные движения.

– Прошу вас, Ваше Величество, не беспокойтесь о моей судьбе, – произнес Ричард, обходя Елизавету. Теперь они шли бок о бок. – Пока мой брат в угоду тех или иных причин не может оказать поддержку соратникам, за него это сделаю я.

Королева сбилась с шага. На щеках выступили красные пятна, но она поразительно быстро пришла в себя.

– Война, герцог. Казна разорена! А у Эдуарда…

Поворот и шаг в сторону. Замереть на миг.

– Много государственных дел, – закончил за нее Ричард, вновь подавая Елизавете руку. – Но люди, хранящие верность короне…

– Служить надо не за деньги, а из верности присяге! – Вудвилл перебила его, недослушав.

– И это бесспорно, Ваше Величество, – теперь он снова вел ее и почти не скрывал радости от скорого окончания танца. – Полагаю, вас не интересует тот факт, что эти люди сражались со мною рядом и часто прикрывали от врагов?

– Вы правы, меня это не интересует, – музыка стихла, и Елизавета вырвала у Ричарда свою руку, но не отступила и не ушла. Продолжила стоять, сверля юношу взглядом.

У этой женщины со временем появилась не слишком приличная привычка смотреть подданным в глаза. Встанет напротив, как сейчас, дождется, пока вельможа отведет взгляд, и скажет металлически жестким тоном: «Я ему не верю!» И даже не подумает о том, сколь дорого может обойтись человеку и всем его родственникам подобное заявление. Дик ожидал чего-то похожего и в свой адрес. Опускать взгляд он не собирался, исполнять волю и каприз королевы – тоже.

Мгновения тянулись часами. Ричард начал медленно считать про себя. Когда дошел до сорока, Елизавета отвернулась и ушла, бросив напоследок:

– Я оставляю вас размышлять над своим поведением, герцог Глостер.

Означенный герцог повел плечом и подавил тяжелый вздох. Он и не думал слушать ее наставления, но все произошедшее сильно огорчило его.

– Мне не нравится этот мальчишка, – говорила Елизавета мужу спустя несколько часов.

– Ричард никому не желает зла, – отвечал Эдуард непреклонно.

– Это меня и беспокоит, – продолжала королева. – Я до сих пор не знаю, как к нему относиться. Он слишком независим. Поступает по-своему. Вроде и не интригует, к власти не рвется, но непонятно почему.

Король глянул на жену и усмехнулся:

– Вот видишь.

– Вижу, что ты потакаешь ему во всем!

– Разве я тебе потакаю мало? Всем твоим родственникам? А Дикон – мой младший брат, и тебе придется считаться с этим.

Возможно, именно из-за подобных разговоров Елизавета Вудвилл и невзлюбила младшего Йорка. Она слишком привыкла к своему влиянию на короля, но в вопросах, касающихся Ричарда, тот проявлял удивительную стойкость. Если интересы «младшего брата Дикона» в чем-то противостояли интересам жены, Эдуард безоговорочно вставал на сторону первого.

– Он пустит по миру себя, а потом и нас! К нему толпами идут обедневшие дворяне и каждого – каждого! – он одаривает. Кому – ренту, кому – пенсию из личных средств. И находятся же средства эти… Никогда не думала, что Глостер настолько богатый город.

– Ричард – это совесть моя, – король тяжело вздохнул и покачал головой. – Это я обязан поддерживать тех, кто воевал за отца, а после его гибели и за меня самого. Я, а вовсе не Дикон.

– Но это опасно, в конце концов! – не унималась Вудвилл. – Джон разговоры слышал. Говорят, пока Ричард Глостер с королем, не все еще потеряно. Твой брат сплотил вокруг себя людей. В случае чего, они поддержат его. Его! Не тебя.

– Хватит! – раздосадованно бросил Эдуард и даже грохнул кулаком по столешнице. Стоящий на ней золоченый кубок жалобно звякнул. – Дикон будет последним, кто предаст. Скажу больше, в час, когда никого не останется рядом, только он не покинет меня.

Дик же тем временем вернулся к окну и принялся смотреть в подступающие сумерки. В них шумел дождь и грохотали по камню капли. Снизу раздавался конный топот, окрики воинов и смех. За спиной продолжали надрываться флейты.

Слуга подошел совершенно бесшумно и встал за левым плечом:

– Ваша светлость, вас спрашивают.

Ричард развернулся на каблуках и поспешил к выходу. Эдуард давно ушел, и ничто более не держало Глостера в пиршественной зале.

Гонец отказался даже спешиться, не то чтобы пройти под крышу. Так и сидел на соловом жеребце и издали казался то ли призраком, то ли изваянием. Дождь хлестал по его плащу. Конь топтался на месте, периодически встряхивая хвостом и длинной гривой.