Самид Агаев - Хафиз и пленница султана

– Какой танец нам исполнить? – спросила девушка, держащая в руках бубен.

Она была светловолоса и белокожа.

– Ты славянка? – спросил Узбек.

– Да, господин.

– Не надо танцев, поиграйте мне немного, только в бубен не стучи – у меня болит голова, поставь его. Ты петь можешь?

– Да, господин, я хорошо пою. Еще Я могу поиграть на чанге, господин.

– Хорошо, поиграй.

Девушка поставила бубен, взяла чанг и кивнула товаркам, и тронула струны, зазвучала музыка, девушка негромко запела.

Узбек прислушался к словам, Но язык был ему незнаком. Он сел на ковер, подоткнув подушки под бок. Чувствовал атабек себя скверно, отступившая после выпитого арака головная боль вновь вернулась. Он чувствовал необъяснимую тревогу, если только в его положении можно было употреблять слово «необъяснимую». Все было предельно ясно. Атабек поманил пальцем славянку, девушка замолчала, подошла к нему. Она была юна и красива. Он еще вчера обратил на нее внимание, хотел взять ее к себе на ложе, но выпил слишком много и потерял интерес. Словом все было так, как описывал поэт.

– О чем ты поешь? – спросил он.

– О моей родине, – ответила рабыня.

– Твоя родина так же красива, как эта песня?

– Нет, она намного лучше.

Две оставшиеся девушки продолжали играть. Атабек отпустил их движением руки. Оставшись наедине с девушкой, приказал:

– Налей мне вина.

Рабыня послушно наполнила чашу.

– Господин желает, чтобы я попробовала? – спросила она.

– Для чего? – удивился Узбек.

– Чтобы убедиться, что оно не отравлено, – пояснила девушка.

Атабек засмеялся, это даже не пришло ему в голову, вряд ли сейчас кто-то захочет его устранить, он уже никому не мешает.

– Ну, попробуй, – сказал он, – мне даже приятней будет пить после тебя из этой чаши.

Рабыня подняла чашу и сделала несколько маленьких глотков. Атабек принял у нее из рук чашу и медленно осушил, а затем привлек к себе девушку.

Произнеся про себя эти строки Низами, атабек вопреки сказанному, девушку отпустил. Желание обладать ею оказалось умозрительным.

– Как тебя зовут? – спросил Узбек.

– Лада.

– Что бы тебе хотелось больше всего на свете? – неожиданно для самого себя спросил Узбек, – говори, я выполню твою просьбу.

– О чем может мечтать рабыня, – тихо ответила девушка, – о свободе и родном доме.

– Хорошо, – сказал Узбек, – ты получишь и то, и другое.

Девушка упала ему в ноги и обхватила колени.

– Налей лучше мне вина, – приказал атабек.

Рабыня наполнила чашу и поднесла ему с поклоном.

Атабек осушил и эту чашку.

– Господин, у вас еще болит голова? – спросила она. – Хотите, я помассирую вам ее? Вам станет легче.

– Хочу.

Девушка принялась массировать ему голову, и Узбек, в самом деле, почувствовал облегчение. Затем в ее руках откуда-то появился жесткий деревянный гребень, которым она стала расчесывать ему волосы. Когда же она начала растирать мочки и края ушей, атабек блаженно застонал и сказал: «Нет, пожалуй, я не отпущу тебя». Девушка замерла в испуге, но атабек дотронулся до ее бедра. – «Я шучу, сказанного не воротишь». Девушка благодарно обняла его сзади, и атабек почувствовал желание, он повернулся и сорвал с нее тонкую прозрачную одежду.

Близость с рабыней доставила ему острое, почти болезненное наслаждение. После этого он отпустил девушку, а сам заснул.

Спал недолго, проснувшись, позвонил в колокольчик. Вошел хаджиб. «Принеси мне холодной воды», – сказал Узбек. Хаджиб исполнил приказание и, дождавшись, пока атабек, жадно пьющий воду, оторвется от кувшина, сказал: «Пока вы спали два раза приходил садр Рабиб. Но я не позволил вас будить.

– Позови его, – распорядился Узбек.

Вазир появился быстро, словно он стоял под дверью.

– Что? – коротко спросил Узбек.

Вазир кашлянул:

– Вернулся посол от султана Джалала.

– И что же?

– Я позову его, он сам доложит о результатах своей миссии.

– Ты испытываешь мое терпение, говори, я думаю, что тебе уже все известно.

– Хорезмшах по-прежнему глух к вашим словам. Он не оставит за вами Нахичеван. Но султан разрешил вам оставаться в этой крепости.

После долгой, тягостной паузы, во время которой вазир избегал смотреть на атабека, вазир спросил:

– Позвать посла?

– Не надо, – глухо произнес атабек, – ты тоже можешь идти.

Вазир пошел к дверям, Но остановился. Атабек недоуменно посмотрел на него.

– Это еще не все, – запинаясь, сказал Рабиб ад-Дин, – ваша жена Малика-Хатун, хорезмшах женился на ней.

После гробового молчания Узбек спросил:

– Было ли это по согласию принцессы, или против ее желания?

– По ее добровольному желанию и неоднократного с ее стороны сватовства. Она одарила свидетелей развода и оказала им милость.

Слова атабека удивили садра.

– Здесь у меня сейчас была рабыня, – глухо сказал Узбек, – славянка. Я дарю ей свободу, подготовь маншур [65] Маншур – приказ. . Ее зовут Лада.

– Слушаюсь.

– Можешь идти.

Атабек опустил голову на подушку, показал рукой вазиру, чтобы тот уходил.

Вазир вышел из комнаты и столкнулся с устаздаром [66] Устаздар – мажордом. , стоявшим у двери. Тот сразу же принял позу гвардейца, словно он охранял покои. Вазир понял, что тот подслушивал.

– Ну, что он сказал? – нимало не смутясь, шепотом спросил устаздар.

– Ничего, – коротко ответил вазир.

– А что он делает сейчас?

– Лежит, кажется, у него недомогание. Ты бы зашел, проведал.

Устаздар с готовностью кивнул и вошел к атабеку. Рабиб остался ждать его возвращения. Здоровье Узбека вызывало у него беспокойство. Устаздар вышел быстро.

– У него жар, – сказал он, – надо позвать врача.

– Врача нет, – хмуро сказал вазир, – Он сбежал пару дней назад.

– Видишь, все бегут от него, как от прокаженного, одни мы торчим здесь как глупцы, – пожаловался устаздар. – Пошлю кого-нибудь в деревню, может, там, кто найдется сведущий в медицине.

Он неторопливо пошел по коридору. Вазир мрачно смотрел ему вслед. То, что устаздар, не боясь разоблачения, говорил такие вещи, было дурным знаком.

Челядь всегда чувствует безошибочно начало конца своего господина. И бросает его раньше, чем этот конец наступает. Рабиб тяжело вздохнул.