Александр Грин - Морские волки. Навстречу шторму (сборник)

Перед палисадом есть другое огороженное место, в котором также поставлено несколько идолов. Не зная языка этих островитян, я не мог получить никаких сведений об их вере и духовных обрядах и потому поневоле вынужден был погасить свое любопытство. Сопровождавший нас старшина, не будучи знатным местным вельможей, не мог близко подходить к главному храму. Однако мы и без него продолжали идти к нему. Этот храм построен на возвышенности и обнесен сделанным из жердей палисадом, длиной около 50, а шириною около 30 шагов. Он имеет форму четырехугольника. На стороне, прилежащей к горе, поставлены 15 идолов, перед которыми сооружен жертвенник из необработанных шестов, очень похожий на рыбную сушильню. Здесь-то жители приносят свои жертвы. Во время нашего осмотра мы нашли тут множество разбросанных кокосов, бананов и небольшого жареного поросенка, по-видимому, принесенного недавно. По правую сторону от жертвенника стояли две небольшие статуи, а несколько далее – небольшой жертвенник для трех идолов, против которых на другой стороне находилось такое же число истуканов. Один из них, кажется, от ветхости, подперт шестом. Близ моря стоял небольшой и уже почти развалившийся домик.

Пока мы все это рассматривали, к нам подошел главный жрец. Через переводчика я задавал ему много вопросов, но он мало удовлетворил мое любопытство. Я только мог узнать от него, что 15 статуй, обернутых по пояс тканью, представляют божества войны. Идолы, стоящие по правую сторону жертвенника, изображают божества весны или начала растений, а находящиеся напротив них истуканы – божества осени, заботящиеся о зрелости плодов. Упомянутый нами выше небольшой жертвенник посвящен божеству радости, перед которым жители веселятся и поют в урочное время. Следует признать, что храмы сандвичан, кроме сожаления по поводу слепоты и невежества последних, не могут возбудить в путешественнике другого чувства. В них нет ни чистоты, ни приличествующего таким местам украшения, и если бы не было в них истуканов, выдолбленных, впрочем, самым грубым образом, то каждый европеец принял бы их за изгороди для скота. При выходе из этих мест мы перелезли через низкую каменную ограду, а жрец прополз в ворота, или, точнее, в лазейку, уверяя меня, что если бы он осмелился последовать нашему примеру, то по их уставу непременно лишился бы жизни. Этих нелепых, на одном лишь невежестве основанных правил, здесь великое множество, и потому чужестранец, по своему неведению, может иногда подвергнуться наказанию, хотя не столь жестокому, как местный житель.

От упомянутого храма мы отправились к своим шлюпкам другой дорогой, но она была усеяна таким множеством камней, что, перескакивая с одного на другой, мы едва не переломали себе ног. Проходя мимо множества хижин, встречавшихся на нашем пути, мы приметили только три или четыре так называемых хлебных дерева, да и те в самом плохом состоянии. Между тем растение, которым здесь окрашивают ткань в красный цвет, растет в довольно большом количестве. О домах жителей вообще можно сказать, что они повсюду не отличаются чистотой и опрятностью. Собаки, свиньи и куры – неразлучные товарищи островитян. Они вместе с ними сидят, едят и прочее.

Около 6 часов оставили мы берег, и тогда на нас высыпало смотреть до тысячи островитян, которые все по приказу старшины находились у своих домов. Прибыв на корабль, я узнал, что в наше отсутствие куплено некоторое количество провизии.

14 июня с самого утра начался опять обмен товарами и продолжался довольно выгодно до приезда к нам старшины. С этой минуты съестные припасы начали вдруг дорожать. Подозревая в этом одного островитянина, который находился у нас на корабле, я велел его удалить, после чего торг пошел по-прежнему. Сегодня старшина привез с собой две больших свиньи и продал их нам за два платья, которые были приготовлены для подарков. Кроме этого, мы выменяли 12 поросят и несколько кур, но они обошлись нам довольно дорого. На самом рассвете разнесся слух, что в губу Тувай-Гай [Кавайае] прибыл большой корабль, а потому Юнг приехать к нам не может. Слуху этому я, однако, не поверил, решив, что жители хотели нас напугать, надеявшись продать нам свои вещи подороже.

15 июня торг продолжался по-прежнему, но только все подорожало, кроме птицы, а после завтрака приехал и Юнг. Он очень жалел, что до вчерашнего дня ничего не слышал о нашем прибытии. Полагая, что в этом повинен старшина, я сегодня не позвал его к обеду. Он тотчас почувствовал это и обещал впредь не только помогать нам в покупке припасов, но даже привезти самую большую свинью в подарок, чтобы загладить свой проступок. Юнг привез с собою шесть свиней, из которых две подарил мне, а за прочие просил полтора куска тонкой парусины, уверяя, что они принадлежат королю. Но поскольку мне не хотелось дать ему более одного куска, то я и не купил их.

После обеда я с офицерами и Юнгом отправился в Тавароа, желая увидеть место, где Европа лишилась славнейшего мореплавателя, капитана Кука. При самом выходе из катера находится камень, на котором пал этот бессмертный человек, а вскоре мы увидели и ту гору, где, как говорят жители, сожгли его тело. На ее утесах множество пещер, в которых хранятся кости умерших, а также то место, где с древних времен складывают скелеты здешних владетелей. Последний король Тайребу погребен здесь же.

В Тавароа расположены девять небольших храмов, точнее, оград, наполненных идолами. Приставленный к ним жрец уехал в это время на рыбную ловлю, поэтому войти в середину нам было запрещено. Впрочем, между этими и карекекуйскими храмами нет никакой разницы. Они только гораздо меньше последних. Каждый из них посвящен особому божеству и принадлежит кому-нибудь из здешних старшин. Потом мы посетили сестру главного старшины этих мест, который находится в войске при короле. Ей, кажется, уже более 90 лет. Лишь только Юнг сказал, что приехал начальник корабля, как она, взяв меня за руку, хотела было ее поцеловать, говоря, что лишилась зрения и не может видеть, каков я. Мы застали ее сидящей под деревом и окруженной народом, который, казалось, больше насмехался над ее старостью, чем оказывал уважение. Она говорила много о своей приверженности к европейцам, а потом пригласила нас в свой дом, который, кроме величины, ничем от всех прочих хижин не отличался. Обойдя все жилища, мы не нашли на взморье и до гор никакой травы. Все пространство было покрыто лавой, обломками которой обнесены даже дома, вместо каменного палисада.

Возвратившись на корабль, мы нашли на нем двух американцев из Соединенных Штатов. Один из них в прошлом году был на северо-западном берегу Америки и уведомил меня о разорении местными жителями нашего селения, находящегося в заливе Ситкинском, или Ситке. Известие это я счел тем более вероятным, что еще перед нашим отправлением из Кронштадта в гамбургских газетах упоминалось нечто подобное.