Самид Агаев - Девичья башня

– Мударисс Али, – сказал администратор, когда они встретились взглядами, – ректор ждет вас.

– Зачем? – спросил Али.

– Наверное, чтобы поговорить с вами, о чем – я не знаю.

Что-то в его голосе, а особенно последние слова сказали Али о том, что администратор лукавит.

– Ректор у себя? – спросил Али.

Хотя вопрос был лишним, но администратор, его звали Маир, качнул головой.

– Он во внутреннем дворе. Я вас провожу. Прошу вас.

Али шел за ним, пытаясь понять, что бы все это значило. Во всяком случае, человек, который его недолюбливает, не мог принести ему хорошую весть.

Ректор стоял во дворе, разглядывая стену в том месте, где медресе примыкало к мечети.

– Рамиз муэллим, [2] Муэллим – учитель. – сказал Али, прижав ладонь к груди и, наклонив голову.

– Здравствуй Али, – отозвался ректор, не отрываясь от стены, – в этом месте все время протекает, – сказал он. – Сейчас начнутся дожди, и опять потечет. Надо вскрыть швы и опять все промазать.

– Вы хотите поручить это мне? – спросил Али.

Ректор недоуменно посмотрел на него и вдруг захохотал.

– Ты это нарочно, – отсмеявшись, и вытерев слезы, спросил ректор, – или серьезно?

– Я пошутил, – без улыбки сказал Али.

– Молодец. Люблю людей с чувством юмора. Однако я, в свою очередь, не могу тебя повеселить. Да. Дело в том, что некоторое время назад мне настойчиво рекомендовали тебя уволить. Я отказался, потому что ценю тебя как преподавателя и как человека, ты мне симпатичен.

– Благодарю вас, – сказал Али.

– Подожди благодарить, было бы лучше, если бы я тебя уволил, может, этим все и ограничилось. А теперь тебя вызывают на совет улемов, и это не очень хорошо. Выходит, что я сослужил тебе дурную службу.

– Медвежью услугу, – сказал Али.

– Что? Я не понял.

– У русских есть такое выражение – оказать медвежью услугу, – пояснил Али.

– Надо запомнить, только ты не очень-то. Я могу так о себе сказать, а ты – нет. Я старался помочь тебе. А уж что из этого вышло – это уже другой вопрос.

– Простите, это я к слову, ассоциация.

– У меня еще не было такого образованного преподавателя как ты. Мне это сразу понравилось в тебе. Как ты сказал? Медвежья услуга?

– Да, еще говорят – дорога в ад вымощена благими намерениями.

– Хорошо сказано, – заметил ректор. – Но к нашему случаю это ведь не относится. Это было бы чересчур. Верно?

– Да, конечно. К слову пришлось. Скажите, к чему мне надо быть готовым.

– К сожалению, я ни о чем не могу сказать с уверенностью, – произнес ректор.

Али невольно оглянулся и увидел администратора, который с отсутствующим видом стоял в крытой галерее.

– Ты мыслишь в правильном направлении, – вдруг обронил ректор.

Али удивленно взглянул на него, но тот уже был занят созерцанием стены.

– Благодарю вас, – сказал Али, – я могу идти.

– Иди, – бросил ректор.

Администратор с любопытством смотрел на приближающегося Али. Проходя мимо, Али бросил «Будьте здоровы». Однако Маир увязался за ним. Когда Али невольно оглянулся, тот сказал.

– Провожу вас, дверь закрою. Вы последний. Все уже отучились и разошлись.

Они шли длинным коридором, в конце которого, Али остановился, с досадой сказав вслух.

– Забыл спросить, во сколько надо там быть.

– Завтра в десять утра, – сказал администратор.

– Благодарю вас, – сказал Али и посмотрел в лицо своего спутника. Оно было непроницаемым, но не настолько, чтобы скрыть некое выражение злорадства.

В десять утра следующего дня Али стоял перед советом улемов. Дело происходило в одном из внутренних помещений большой соборной мечети Дамаска. Их было пять человек, они сидели на большом ковре, подоткнув под бока продолговатые подушки. Шейхи и муфтии, имеющие право выносить решение по толкованию шариата и норм жизни мусульманина. Али не предложили сесть, и он счел это дурным знаком. Хотя не мог понять, какое отношение его жизнь имеет к совету улемов. Святоши негромко переговаривались между собой, передавая, друг другу небольшой листок бумаги. Слов было не разобрать, но акустика в комнате была такова, что гул возникал и уносился вверх под сводчатый потолок с витражными окошками.

На него так долго не обращали внимания, что Али подумал, что вполне может повернуться, надеть обувь и уйти. Он вообще не понимал, почему должен стоять здесь, поскольку чувствовал себя совершенно свободным и независимым человеком. И находился здесь, только потому, что послушался ректора медресе. Он начинал раздражаться, часто переступал с ноги на ногу. И когда ему это все надоело, он опустился на ковер и уселся, скрестив ноги. Это его вызывающее, видимо, поведение послужило толчком к началу беседы. «Надо было раньше сесть», – подумал Али.

– Мударис Али, скажите, чему вы учите своих студентов? – прозвучал вопрос.

– Мусульманскому праву и юриспруденции, – ответил Али.

После этого последовала такая долгая пауза, что он, не выдержав, спросил:

– Это единственный вопрос, который мне собирались задать?

Выдержав строгие взгляды, он добавил:

– Могу ли я узнать, по какой причине меня пригласили сюда?

– Вам предъявлено обвинение в вольнодумстве, – сказал ему один из улемов, – и мы собрались здесь для того, чтобы рассмотреть это обвинение.

– Могу я узнать ваше имя? – спросил Али.

– Мое, – удивился тот, – зачем?

– Чтобы знать, как к вам обращаться.

– Шейх Рукн ад-Дин.

– Шейх Рукн ад-Дин, обвинение в вольнодумстве, видимо, изложено на это листочке бумаги? – спросил Али.

– Да.

– Могу я узнать, кто автор обвинения?

– Здесь нет подписи.

– Если там нет подписи – это анонимка. Стоит ли всерьез обвинять человека по анонимному доносу?

– Для этого мы и вызвали вас сюда. Мы зададим вам несколько вопросов, чтобы утвердить или опровергнуть это обвинение. Итак, верно ли, что вы, рассказывая о благословенном пророке Мухаммаде, да будет, доволен им Аллах, не прибегаете к известным и одобренным советом улемов хадисам, но говорите о нем как о человеке обыкновенном, подверженным человеческим страстям и слабостям.

– Но он был человек, – сказал Али, – пророк Мухаммад никогда не заявляет о своей божественной сущности.

– Это так, – согласился Рукн ад-Дин, – но здесь есть определенная тонкость. Вы обязаны воспитывать в своих учениках благоговение к пророку, да будет доволен им Аллах. А какое благоговение будет испытывать ученик, если вы ему рассказываете о его женах, детях, привычках. Ученик, слыша все это, будет думать, что пророк был таким же, как он сам.

– Я не подумал об этом. Я преследовал совсем другие цели.

– Какие цели вы преследовали, – настороженно спросил Рукн ад-Дин.

– Знание, эрудиция, осведомленность о жизни основателя ислама, а не мифы.