Александр Прозоров - Любовь, опрокинувшая троны

Открылось окошко, в него выглянул молоденький холоп, запомнившийся хрипотой. Узнавая гостью, он кивнул, отворил калитку и указал в глубину двора:

– Федор Никитич с гостями там балует.

За долгую зиму убираемый со двора снег вырос в самом центре подворья в огромную, высотой в два человеческих роста гору с накатанными до ледяного глянца склонами. Что находилось в сем месте – может, грядки какие, прудик али еще что-то, зимой бесполезное, Ксения не знала, как не знала и того, поливали гору водой али она сама собою так утрамбовалась со временем. Но холм казался совершенно ледяным! Именно на нем десяток разгоряченных – даже шубы поскидывали – бояр и шесть женщин и играли в «царя горы». По простым, неизменным в веках правилам: кто наверху условленный срок просидит – тот и победил.

Сейчас на горе обосновался какой-то молодой боярин, розовый с лица, как молочный поросенок, белозубый и густобровый, уже оставшийся без шапки и одного сапога, однако успешно отбивающий все атаки сотоварищей. Ведь достаточно было одного толчка – и по скользкому склону почти добравшийся до него противник соскальзывал с такой стремительностью, что останавливался лишь у стены дальнего амбара.

– Смотрите, кто пришел! – помахала рукой гостье запыхавшаяся княжна Елена. – Ну-ка, Ксюша, покажи этому зазнайке, кто у нас тут главный!

Боярская дочь Шестова, заражаясь всеобщим весельем, рассмеялась, крепко прихватила подол охабня и юбки под ним, приподняла, хорошенько разбежалась от самого крыльца, с разгону взметнулась почти до половины горы, тут же зацепилась кончиками пальцев за малые выбоинки на склоне, памятные еще с прошлой игры, во время самой первой встречи с любимым. Помогая себе ногами, стала медленно подниматься выше, отвоевывая вершок за вершком…

– Ку-уда-а?! – Паренек наверху попытался пихнуть ее босой ногой в плечо – и это стало его роковой ошибкой. Ксения бросила свои выемки, цепко ухватила его за штанину и что есть силы рванулась наверх и чуть в сторону, чтобы не сбили.

Низверженный «царь горы» с визгом полетел вниз по склону, кружась «звездочкой» с раскинутыми руками и ногами, сбил на своем пути князя Василия Шуйского и еще какого-то боярина и только после этого остановился, поднялся. Обиженно фыркнул и поскакал на одной ноге за потерянным сапогом. А боярская дочь Шестова продолжила свой медленный подъем.

– Держи ее, держи! Заберется! – Мужчины и женщины с новой бодростью ринулись на штурм, и когда Ксении до заветной вершины оставалось всего ничего, кто-то успел дотянуться до ее войлочного сапожка и дернуть вниз.

С криком возмущения женщина соскользнула по ледяной корке, в порыве мстительности пнув доставшего ее паренька пяткой и тоже столкнув, а по пути на землю прихватила с собой еще какого-то рыжебородого толстяка. Вскочила на ноги, снова ринулась вверх. Княжна Елена, не в силах из-за пышных юбок подняться даже на полсажени, вдруг проявила дружескую поддержку, и когда Ксения пробиралась мимо, подтолкнула ее рукой под ступню. Помощь оказалась совсем малой, но много ли нужно на скользком-то склоне? Боярская дочь толкнула кого-то в сторону, ухватилась за штанину князя Шуйского и низвергла с высоты на двор, зацепилась за одну выемку, другую, вонзила ногти в какую-то трещинку, засеменила ногами – и оказалась наверху!

– Знай наших!!! – вскинула кулаки княжна Елена.

Ксения тоже издала восторженный крик и прочно уселась на вершине. Теперь ей оставалось только сталкивать всех, кто подбирался к макушке ледяного холма, обратно вниз. Однако делать сие было совсем не так просто, как казалось. Ведь стоит зазеваться хоть на миг, позволить наступающим врагам ухватить руку, ногу или край подола – и все. Царь летит вниз с такой стремительностью, что только ветер в ушах свистит. Чем выше забрался – тем дальше скатываться. Поэтому никто и никогда на макушке горы долго не задерживается.

Однако гостье повезло. После того, как она отбилась от нескольких бояр, от крыльца прибежал холоп и поклонился хозяину дома:

– Стол накрыт, Федор Никитич.

– Пора пировать, побратимы! – хлопнул в ладони боярский сын Захарьин.

– У нас есть царь горы, други мои! – расхохотался князь Шуйский. – Теперь наш победитель должен избрать себе царицу! Ну, или царя. Спускайся сюда, прекрасная Ксения, мы ждем твоей воли!

Княжна Елена резко повернула к нему голову, вопросительно вскинула брови.

– Почти столь же красивая, как ты! – торопливо уточнил Василий Иванович.

Женщина чуть растянула губы в улыбке и согласно опустила веки, прощая невоздержанного на язык мужчину.

– У-у-у-ух!!! – скатилась с горки Ксения.

– Наша царица, царица, царица! – почтительно склонились бояре и боярыни. И хотя все это было всего лишь шуткой, игрой, боярской дочери подобное поклонение все равно показалось приятным. Словно маслом тепленьким по сердцу провели.

– Выбирай суженого! – снова предложил князь Шуйский.

Ксения в задумчивости пошла мимо развернувших плечи, красующихся гостей: молодых и не очень, тощих и упитанных, бородатых и гололицых, высоких и не особо, но одинаково сверкающих золотым шитьем, самоцветами ожерелий, перстнями и браслетами. И смотрелась она здесь, ако серый воробышек средь фазанов и павлинов.

Женщина надолго задержалась перед розовым пареньком, низвергнутым ею с царствия, но едва тот уже расплылся в улыбке, сделала еще шаг, встав перед княжной, и взяла ее за плечи:

– Низкий тебе поклон и моя благодарность. Не сердись на меня, княжна Елена, но выберу я сегодня не тебя… – Она резко повернулась, закинула руки за шею хозяина дома и прильнула губами к пахнущим вишней устам.

– О-о, ай да царь, всем царям царь! – обрадовались бояре. – Любо Федору Никитичу! Любо!

– К столу прошу, гости дорогие! – засмеялся боярский сын Захарьин, смотря в счастливые карие глаза. Он поцеловал сперва один, потом другой, обнял гостью за плечо и повел к крыльцу.

Вскоре они уже оказались бок о бок за небольшим пиршественным столом, в центре которого лежало блюдо с зажаренным оленем, в окружении закуски из капусты, соленых грибов и маринованных огурчиков. Ксения заподозрила, что бояре вернулись с охоты, и веселились во дворе, пока стряпухи готовили добычу. Тем паче что все гости уже выглядели слегка хмельными.

– Слава другу общему нашему и побратиму Федору Никитичу! – поднял кубок розовощекий паренек, и присутствующие поднялись, дружно провозгласив: – Слава, слава, слава!

Боярская дочь тоже выпила темного терпкого вина и вместо закуски, еще раз крепко поцеловала хозяина застолья.

Гости вытянули ножи и принялись за оленя, отрезая себе крупные куски горячего мяса, накалывая и объедая прямо с клинка. Однако для Федора Никитича, сразу после начала трапезы, холопы быстро и ловко отделили голову, положили на отдельное блюдо и отнесли во главу стола, поставив перед старшим из Захарьиных. Боярин церемониальным жестом отсек небольшой кусочек мяса, положил себе в рот. Прожевал, откинулся в кресле: