Дмитрий Миропольский - 1916. Война и Мир

Сборные России и Германии встретились в утешительных матчах.

Отборочную игру россияне проиграли финнам 1:2. Финляндия выступала под российским флагом, но спортсменов прислала на Олимпиаду отдельно. И вот одна команда империи выбила из турнира другую.

Германцам тоже не повезло. В матче против Австрии, пытаясь в прыжке перехватить угловой удар, их голкипер крепко столкнулся лоб в лоб с австрийским форвардом. В сознание он пришёл только через полчаса и дальше играть уже не мог. Ах, если бы правила разрешали замену! Но пострадавшего просто пришлось унести с поля. Сборная Германии осталась вдесятером – и пропустила пять мячей в ответ на свой единственный гол.

Утешительная игра уже ничего не решала, и всё же заинтригованная публика переполнила стадион.

Германцы были уверены в себе настолько, что выпустили на поле даже не самый сильный состав. Правда, все нападающие великолепно сыгрались, поскольку выступали за клуб Karlsruhe . Сборная Германии решила напоследок выплеснуть силы, накопленные для целого турнира, и вдобавок отыграться за обидное поражение от австрийцев.

С первых же минут на вратаря сборной России обрушился шквал ударов. Казалось, после бросков он даже не успевает подниматься и снова занимать своё место: слаженная машина германского нападения методично таранила и перемалывала русскую оборону. Форварды быстро пристрелялись, и в ворота начали влетать мяч за мячом.

Ужас, царивший на поле, постепенно передался трибунам. Цепенеющая публика безмолвно взирала на то, как германцы легко расправляются с защитниками сборной России – и пушечными ударами беспощадно расстреливают вратаря. Чуть не плакал юный Михаил Сумароков-Эльстон, восходящая звезда российского и европейского тенниса. Угрюмо молчали стрелки Николай Мельницкий, Павел Войлошников и Георгий Пантелеймонов. Хрустел пальцами Николай Панин-Коломенкин, чемпион прошлой Олимпиады. Избегали смотреть друг другу в глаза яхтсмены – Иосиф Шомакер, Александр Вышеградский и Эспер Белосельский с Эрнестом Браше. Свирепели от бессильной ярости конники – подпоручик Шарль фон Руммель, капитан Алексей Шиков и ротмистр фон Эксе…

Мертвенно-бледный Дмитрий Павлович сидел в королевской ложе, вцепившись зубами в перчатку. Мария Павловна боялась взглянуть на брата, хотя смотреть на поле было тоже невыносимо. Она незаметно дала слугам знак – убрать ведёрко с шампанским, которым собирались отметить окончание игры: такого избиения младенцев не ожидал увидеть никто.

Офицеры из команды конников и большинство участников российской делегации покинули стадион через двадцать минут позора, после четвёртого гола в ворота сборной России. А потому не увидели следующих четырёх, вколоченных с минутными интервалами…

На вторую половину матча обе команды вышли, как на эшафот, – с той лишь разницей, что одни полны были решимости казнить, другие же приготовились к неизбежному. И казнь состоялась.

Игроки сборной Германии продолжали уверенно давить физической мощью и сыгранностью. Индивидуальная техника российских форвардов была бессильна против несокрушимого монолита германской защиты. Измочаленный вратарь в перепачканной и мокрой насквозь оранжевой рубашке уже не мог прыгать: верховые мячи стали для него недосягаемыми.

Дмитрий Павлович едва сдерживался, не позволяя себе подняться, отшвырнуть кресло… Его удерживала мысль о том, что уйти сейчас, когда судьба матча уже решена, – это подлость. Великий князь представил себя на месте футболистов сборной России, которые попали в германскую мясорубку и отчаянно пытались сохранить лицо в безнадёжной ситуации…

…и понял, что уйти невозможно. Он остался и вместе с командой оранжевых испил чашу позора до дна. Всё это время Дмитрию Павловичу казалось, что зрители смотрят уже не на поле, а только на него – молодого красивого офицера, сидящего в ложе для почётных гостей; великого князя российского императорского дома, двоюродного брата Николая Второго и родного брата будущей королевы Швеции. А он бессилен был хоть как-то помочь своей команде, как-то изменить ход игры. Дмитрий просто сидел истуканом и ждал конца, и каждый гулкий удар по воротам вонзался в него, как чёрная пуля, и рвал на части его тело и мозг…

Свирепые германцы вколотили России ещё восемь мячей, не позволив ответить даже голом престижа. В момент, когда свисток рефери прекратил, наконец, этот позор, на табло красовался шокирующий, совсем не футбольный счёт – 16:0.

Сколько раз он видал это по молодости!

Бывать-то случалось и в сёлах окрест родного Покровского, когда отец по делам крестьянским посылал; и в Тюмени, и в Тобольске, когда сам промышлял извозом…

Как затеются гулянья – народ весёлый шатается по улицам туда-сюда. Шелуха от семечек летит веером, гармони заливаются вперебор. И каждый каждому друг, а как не налить другу? Как не угостить, не проявить широту души?!

Но вот не поделят двое ерунду какую-нибудь. Из-за девки вертлявой поспорят, из-за места на завалинке, или забрызганных хромовых сапог, или случаем задетого локтя. И вот уже слышится первая плюха, вторая…

Вдвоём дерутся недолго. Набегают ещё и ещё удалые бойцы, компания на компанию, глядь – и под бабий визг и мужицкий рык кулаками машет уже целая улица. Все бьются со всеми. Жестоко, истово, как против самого страшного врага бьются с теми, кого только что угощали, или наоборот – в глаза не видывали до тех пор, пока разок-другой не съездили в рыло, не врезали по морде, не закатали в чýху…

Появляется, знамо дело, и полиция. Только не враги они себе: дураков-то нету – соваться раньше времени. Не ровён час, залетишь под горячую руку какому-нибудь кузнецу, или плотогону, или просто крестьянину поздоровее – покалечит ведь, не разобравши! Нет, лучше уж постоять, подождать, пока мужички малость натешатся.

В грязь под ногами выплюнуты первые выбитые зубы, туда же летят картузы и сброшенные поддёвки… Потом начинает народ звереть и выдыхаться. Тогда один тянет ножик из-за голенища, второй стискивает в кулаке подкову, третий рвёт от забора дрын – и тут затевается совсем уже нешуточная потеха. Дольше ждать полиции невозможно, приходится пальнуть в воздух. Народ, хрипя и утирая юшку из разбитых носов, расступается…

…а кто-то остаётся на земле. Только недавно был такой весёлый, молодой, щеголеватый; шутками сыпал направо и налево, табачком оделял – и вот лежит, неловко подвернув ногу, посреди улицы, среди окурков и подсолнечной шелухи. Праздничная одёжа изодрана, полбашки нету – или брюхо распорото, а в углу рта пена кровавая запеклась. И глаза стекленеющие в небо глядят.