Лукиан - Лукиан Самосатский. Сочинения

Но самое главное, ради чего я так захотел стать флейтистом, — я не вижу, как могло бы оно для меня возникнуть от этого искусства: слава, слава всеобщая, стать особо отмеченным среди людских толп и чувствовать, что на меня указывают пальцем; вызывать, где бы я ни появился, тотчас обращение всех в мою сторону и возглашение моего имени: "Это он, тот самый Гармонид, лучший из флейтистов!" Ах, Тимофей! Так точно когда-то и ты, впервые придя из родимой Беотии, сопровождал своей флейтой "Дочь Пандиона" и одержал победу в "Безумном Аянте", музыку к которому создал твой тезка, — и никого не было тогда, кто не знал бы твоего имени, имени Тимофея из Фив. Но и сейчас, где бы ты не появился, сбегаются к тебе все, будто к сове — птицы. Вот то, из-за чего я пожелал стать флейтистом и ради чего многотрудно трудился, потому что игру на флейте саму по себе, если бы она далась мне в неизвестности, без того, чтобы стать через нее знаменитым, я не принял бы вовсе, хотя бы даже предстояло мне стать, неведомо для людей, Марсием или Олимпом. Ибо, как говорится, нет пользы в музыке немой и никем не слышимой. Наставь же меня, — закончил Гармонид, — и в этом: что должен я делать с самим собой и с моим искусством. Двойную я стану питать к тебе тогда благодарность: и за уменье играть на флейте и, больше всего, за славу, приобретенную с его помощью".

2. Ответил ему Тимофей так: "Ну, Гармонид, то, чего ты хочешь, — запомни это хорошенько, — дело нелегкое: успех и слава, и замеченным быть всеми, и известным. Если ты хочешь достигнуть этого как-нибудь так, мимоходом, выступая перед толпой, — долог, пожалуй, будет путь, да и то не все будут знать тебя. Где, в самом деле, мог бы отыскаться или театр, или стадион настолько большой, чтобы в нем ты мог сыграть перед всеми эллинами? Но как тебе поступить, чтобы стать им известным и достичь предела твоих желаний, — я сумею и в этом дать тебе совет. Ты играй иногда и в театрах, но не заботься много о толпе. А сокращенная и самая легкая дорога, ведущая в славе, вот какова: если ты, выбравши из всех живущих в Элладе самых лучших, тех немногих, что возглавляют остальных и пользуются бесспорным уважением, чьи похвалы и порицания равно встречают доверие, — если перед ними, говорю я, ты выступишь со своей флейтой, и они одобрят тебя, — тогда считай, что всем эллинам ты уже стал известен и в такой короткий срок. Посмотри теперь, как я строю мои выводы: ведь если те, которых все знают и уважают, если эти самые люди будут знать тебя как прославленного флейтиста, — какое тебе дело до толпы, которая, во всяком случае, пойдет за умеющими судить лучше? Потому что этот твой "весь народ" состоит из людей, которые сами не знают, что лучше, в большинстве являясь простыми ремесленниками. Но если стоящие во главе кого-нибудь похвалят, они верят, что наверно уж не без оснований удостоился похвалы этот человек. Поэтому будут хвалить его и сами. Так ведь и на состязаниях большинство зрителей умеет похлопать или освистать, а оценку дают пять или семь или сколько там еще человек".

Гармонид не успел выполнить этот совет: во время игры, как рассказывают, когда он впервые выступал на состязании, дунув несколько старательнее, чем следовало, он отдал флейте свой последний вздох и, не получив венка, умер на сцене, в первый и последний раз выступив со своей флейтой на празднике Дионисий.

3. Однако слова Тимофея, мне кажется, обращены не только к флейтистам и не к одному Гармониду, но ко всем, кто домогается славы, выступая с чем-нибудь всенародно и чувствуя потребность в одобрении толпы. И вот, когда и я так же размышлял о себе и искал способа, как можно скорее стать известным всем, то, следуя слову Тимофея, начал высматривать, кто из жителей города был бы наилучшим, кому поверили бы все остальные, и кто один мог бы сойти за всех. Таким человеком, конечно, должен был, по справедливости, оказаться для меня ты, возглавляющий собой все, что есть самого лучшего, — отвес, так сказать, и точный уровень в подобного рода вопросах. Я думал: если я познакомлю тебя с моими сочинениями, и ты одобришь их, — ах, если бы так это когда-нибудь и случилось, я, конечно, достигну предела моих надежд, приобретя в одном поданном за меня голосе все остальные! И разве, предпочти я тебе другого, не следовало бы по заслугам признать меня сумасшедшим? Таким образом, по внешности делая ставку на одного человека, я, в сущности, выступал бы с моей речью совершенно так, как будто в один общий театр было созвано много людей со всех сторон. Ибо не подлежит сомнению, что ты один был бы лучшим судьей, чем каждый из них в отдельности и все они взятые вместе. Так, у лакедемонян, в то время как все прочие клали при голосовании каждый по одному камешку, только одни цари были на особом положении, и каждый из них клал по два; ты же имеешь сверх того камешки и эфоров, и геронтов, и вообще все остальные, — ты, чей голос — всегда большинство там, где дело касается образования, в особенности поскольку ты всегда готов положить белый спасительный камешек. Это и придает мне в нынешнем положении бодрость, хотя дерзость моя так велика, что справедливо было бы мне почувствовать страх. А кроме того, Зевс — свидетель, уже само собою заставляет меня быть смелее и то, что мои дела не совсем чужды тебе, ибо родом я из того города, которому не раз ты делал добро, — как самому городу, так и всей городской округе. Таким образом, и сейчас, если не в мою пользу склонятся при голосовании камешки и в меньшинстве окажутся лучшие, ты, присоединив к ним "камешек Афины", восполни недостающие голоса от себя и покажи, что восстановление справедливости — твое личное дело.

4. Меня ведь не удовлетворяет то, что раньше многие дивились мне, что я уже знаменит, что речи мои встречают одобрение слушателей. Все это мимолетные сны, как говорится, и лишь тень славы. Истина же в настоящем случае обнаружится. В нем — безошибочный приговор моим речам, и не будет никаких колебаний больше, какие бы кто сомнения ни выказывал: или должно будет признать меня человеком высокого образования, раз ты так решишь, или средь всех… но следует произносить только благоприятные слова, когда идешь на столь великое состязание.

Боги! Да буду я признан достойным внимания! Обеспечьте мне одобрение других людей, чтобы в будущем я смелее мог выступать перед толпой. Ибо любой стадион уже не так страшен тому, кто победил на больших олимпийских играх.

Перевод Н. П. Баранова

1. Что "нет ничего слаще отчизны" — это давно уже стало общеизвестным. Но неужели только приятнее, а чтимее и божественнее что-нибудь есть? Но нет: все, что чтимым и божественным почитают люди, всему причиной и наставницей — отчизна, нас породившая, вскормившая и воспитавшая. Городам, их величию, блеску, совершенству построек дивятся многие, родину же любят все. И не было еще человека, даже из тех, кто всецело был во власти наслаждения тем, что он видел, который был бы до того обольщен, чтоб от избытка чудес в чужих краях предать забвению родину.