Лукиан - Лукиан Самосатский. Сочинения

Диониса же, недоношенного, говорят, похитив из чрева горевшей матери, Зевс носил в бедре, а затем, когда наступили роды, вырезал его.

6. Нечто подобное рассказывают поэты также о Гере. Она, помимо связи с мужем, сама по себе родила сына Гефеста, весьма неудачливого ремесленника, кузнеца, живущего все время в саже и в дыму, окруженного искрами, подобно печнику, и слабого на ноги. Он стал хромать после падения, когда был низвергнут Зевсом с неба, и если бы славные лемносцы не подхватили его, то умер бы для нас Гефест, как Астианакс, брошенный с башни. Но все страдания Гефеста еще ничтожны, — а вот Прометей, кто этого не знает, сколько он страдал, так как был чрезмерно человеколюбив; его ведь увел в Скифию Зевс, велел привесить к Кавказу и приставить к нему орла, клюющего ежедневно его печень.

7. Вот какое испытал Прометей наказание. Рея же — следует также и о ней сказать, — как она безобразничает и ужасно ведет себя, она уже старуха отцветшая, и, столь многих богов мать, она еще становится любовницей юношей и еще ревнует и катает на львах Аттиса, который уже ни на что не способен.

Как же после всего этого упрекают Афродиту, что она прелюбодействует, Селену, спускающуюся часто с середины пути к Эндимиону?

8. Однако, оставим все эти рассказы и взойдем на самое небо, поэтически взлетев по тому же пути, что Гомер и Гесиод, и посмотрим, каким образом там наверху все устроено. Что небо снаружи медное, мы слышали от Гомера. Если переступить порог и немного выглянуть на свод, оказавшись как бы на его спине, то последний, естественно, покажется более блестящим, солнце более чистым, а звезды более прозрачными, и всюду покажется день и земля — золотистой. В начале, при входе, живут Оры, они привратницы, затем Ирида и Гермес, они слуги и вестники Зевса, рядом кузница Гефеста, наполненная всякими орудиями, затем жилища богов и дворец Зевса, — это все прекрасно сооружено Гефестом.

9. "Боги, у Зевса отца заседая", — так следует, находясь на небе, говорить торжественно, — взирают на землю и, склонившись, обозревают всюду, не увидят ли где воспламененного огня и возносящийся тук, клубящийся в дыму. И если кто-либо приносит жертвы, все угощаются дымом, разинув рты и выпивая кровь с алтарей, окружив их как мухи.

Если же боги питаются дома, то нектар и амбросия составляют их обед. Некогда и люди ели и пили вместе с богами, как Иксион и Тантал; но так как они были гордецами и болтунами, то подвергались и подвергаются еще сейчас наказанию, — а небо недоступно смертному роду и запретно.

10. Такова жизнь богов.

Люди заботятся о служении им в соответствии с их жизнью. Сначала они отвели им леса и предоставили им горы и посвятили птиц и растения каждому богу, затем, расселившись по племенам, стали поклоняться богам, предоставив им права гражданства. Дельфы приняли Аполлона, также Делос. Афины — Афину (соответствие имен свидетельствует об этом), Геру — Аргос, мигдонийцы — Рею и Афродиту — Пафос.

Критяне же говорят, что Зевс не только родился и был вскормлен у них, но и сами они показывают его могилу. И мы столько времени даем себя обманывать, полагая, что Зевс гремит и проливается дождем и все прочее производит, он же давно исчез, мертвый, похороненный критянами!

11. Затем люди, воздвигая храмы, очевидно для того, чтобы не были боги бездомными и без очага, создают их подобия, призывая для этого или Праксителя, или Поликлета, или Фидия; они же, не знаю на основании чего, изображают Зевса длиннобородым, вечно юным Аполлона, Гермеса бородатым, Посейдона темнокудрым, Афину же совоокой.

Однако пришедшие в храм уже не думают, что видят слоновую кость из Индии или золото из фракийских рудников, но полагают, что видят самого сына Крона и Реи, переселенного на землю Фидием, вынужденного взирать на пустырь в Пизе и довольствоваться, если в течение целых четырех лет кто-либо принесет жертву мимоходом в Олимпии.

12. Установив алтари, прорицалища и кропильницы, люди приносят жертвы: плужного быка — земледелец, ягнят — пастух, и коз — козопас; кто-нибудь дает ладан или лепешки, бедняк же умилостивляет бога, только поцеловав его правую руку.

А совершающие жертвоприношения, — ибо к ним я возвращаюсь, — увенчав животное и наперед исследовав, безупречна ли жертва, дабы не была заколота какая-либо негодная, подводят животное к алтарю и убивают на глазах бога, жалобно стонущее. При этом они, как полагается, благоговейно молчат и вполголоса вторят стонам жертвы на флейте. Кто же не догадается, что боги радуются, глядя на все это?

13. Предписание гласит не подходить близко к кропильницам тому, кто не имеет чистых рук, а жрец сам стоит обагренный кровью, как киклоп разрезая жертву, вынимая внутренности, извлекая сердце, кровью омывая алтарь и совершая неблагопристойное; он возжигает наконец огонь и кладет, принося дар, козу со шкурой и ягнят вместе с шерстью. Тук божественный и благовонный поднимается кверху и в небе спокойно рассеивается.

Скифы же, оставляя без внимания все подобные жертвы и полагая их низменными, людей посвящают Артемиде и, поступая таким образом, угождают богине.

14. Это, пожалуй, соответствует тому, что проделывают ассирийцы, фригийцы и лидийцы.

Если же ты явишься в Египет, то там увидишь много священного и поистине достойного неба: бараньеголового Зевса, собакоголового красавца Гермеса, и Пана целиком в виде козла, одного бога в виде ибиса, другого в образе крокодила и обезьяны.

"Если же хочешь и это познать, чтоб знать совершенно", выслушай многих софистов и грамотеев, и бритых прорицателей. Сначала они расскажут — "изыдите за двери, непосвященные" — как, спасаясь от восстания враждебных богов и гигантов, испуганные остальные боги прибыли в Египет, чтобы там скрыться от врагов; затем один из богов от страха вошел в тело козла, другой — барана, третий стал зверем или птицей, и потому все еще и теперь сохраняются эти образы богами. И это, без сомнения, хранится в святилище, записанное еще десятки тысяч лет тому назад.

15. И жертвоприношения у египтян такие же, за исключением того, что они оплакивают жертву и бьют себя в грудь, став вокруг уже убитого животного, а некоторые хоронят только что заколотую жертву. Если умрет Апис, величайший из их богов, то никто не пожалеет волос, всякий выбреет на макушке голову, обнаруживая горе, и даже имеющий пурпурный локон Ниса. Этот Апис первоначально избирается из стада, как бог, так как он много прекраснее и священнее обычных быков.

Итак, все происходящее и чему верят столь многие, мне кажется, нуждается вовсе не в порицании, но в каком-то Гераклите или Демокрите, чтобы один осмеял их невежество, другой же оплакал безумие.