Гай Плиний Младший - Письма Плиния Младшего. Панегирик Траяну.

(5) Боюсь, что я выражаюсь неясно: вот пояснение моих расчетов. Кто сторговался, например, за пятнадцать тысяч, те получили скидку в одну восьмую от пятнадцати тысяч и в одну десятую от десяти. (6) Я принял, кроме того, в расчет, что из денег, которые они должны были уплатить, одни внесли значительную сумму, другие маленькую, а третьи ничего, и решил, что не будет правды в том, если я одинаково пожалею при скидке тех, кто был неодинаково совестлив с уплатой. (7) И я опять сбросил уплатившим десятую часть того, что они уплатили. Таким образом, казалось мне, лучше всего будет и оказать милость каждому в соответствии с его заслугами в прошлом и привлечь всех на будущее к покупке урожая и к уплате денег. (8) Дорого встал мне этот расчет или эта мягкость, но это стоило сделать: по всей области хвалят этот новый вид скидки. Что же касается тех, кого я не подогнал, как говорится, под одну мерку, а обошелся с каждым по-особому, поставив его на соответственную ступеньку, то, чем лучше и честнее был человек, тем более обязанным ушел он от меня, узнав по опыту, что у меня не «εν δε ιη τιμη ημεν κακος ηδε και έσθλος». [«Та ж и единая честь воздается и робким и храбрым» (Илиада, IX, 319; перевод Н. И. Гнедича).] Будь здоров.

3

Плиний Спарсу 985привет.

(1) Ты сообщаешь, что изо всех моих книг тебе особенно понравилась посланная тебе последней. (2) Таково же мнение одного очень ученого человека. Это заставляет меня думать, что никто из вас не ошибается, так как невероятно, чтобы вы оба ошиблись, и так как я все же склонен льстить себе. Я хочу, чтобы каждая моя последняя работа казалась самой совершенной, и поэтому я перенес уже свои заботы с этой книги на речь, которую я недавно издал 986и которую отправлю тебе, как только найду усердного письмоносца. (3) Я возбудил твое ожидание; боюсь, как бы моя речь, попав к тебе в руки, его не обманула. Пока что жди ее как произведение, которое тебе понравится: может быть, и в самом деле понравится. Будь здоров.

4

Плиний Канинию 987привет.

(1) Ты прекрасно делаешь, что собираешься описать дакийскую войну 988. Найдется ли тема свежее, богаче, обширнее, поэтичнее и, наконец, при всей своей правдивости, сказочнее? (2) Ты будешь говорить о создании новых рек 989, о переброске через реки новых мостов 990, о лагерях, расположившихся на горных крутизнах 991, о царе, выброшенном из дворца, выброшенном из жизни 992и не пришедшем в отчаяние 993, ты расскажешь о двух триумфах: один справляли впервые над народом, не знавшим поражений 994, другой был окончательным.

(3) Есть здесь одна, но величайшая трудность: подобрать для всего этого соответственные слова — это неизмеримый труд даже для твоего таланта, хотя он высоко парит и крепнет в блестящих произведениях. Некоторое затруднение будет и в том, чтобы уложить в греческие стихи варварские, дикие имена 995, прежде всего имя самого царя. (4) Все, однако, можно если не победить, то смягчить искусством и старанием. (5) А кроме того, если Гомеру позволено для гладкости стиха стягивать, расширять и сгибать даже нежные греческие слова, почему не разрешить тебе подобной же смелости, тем более, что это не прихоть, а необходимость? Поэтому, по праву поэтов, призови богов 996и среди богов того самого, чьи подвиги, дела и советы ты собираешься воспеть 997, отпусти канаты, распусти паруса и устремись в путь во весь размах своего таланта. Когда, как не теперь? Почему, в самом деле, не заговорить мне с поэтом поэтическим языком?

(6) Теперь же договариваюсь с тобой вот о чем: первое, что ты закончишь, присылай мне; нет, присылай еще раньше, чем ты закончишь: свежее, сырое, подобное рождающемуся. (7) Ты ответишь, что выхваченная часть не может произвести такого впечатления, как целое; начатое — такого, как законченное. Я это знаю: я буду это расценивать как начинание, рассматривать как отдельные члены; они будут дожидаться в нашем ящике твоей окончательной отделки. Позволь мне помимо прочего получить еще этот знак твоей любви: пусть я знаю то, чего ты никому не хочешь сообщать. (8) В общем, может быть, мое одобрение и похвала твоему произведению будет тем больше, чем медлительнее и осторожнее будешь ты с его присылкой, но тебя самого я тем больше полюблю и тем больше одобрю, чем скорее и неосторожнее ты его пришлешь. Будь здоров.

5

Плиний Гемину 998привет.

(1) Тяжкий удар поразил нашего Макрина 999: он потерял жену, женщину редкостную даже для времен древних. Он прожил с ней тридцать девять лет без ссоры и без обиды. С каким почтением относилась она к своему мужу! Сама она заслуживала наибольшего. В ней собрались и соединились добродетели разных возрастов. (2) У Макрина есть, конечно, большое утешение в том, что он так долго владел таким сокровищем, но тем больнее для него утрата: привычка к хорошему делает потерю особенно мучительной. (3) Я буду в беспокойстве за этого очень дорогого мне человека, пока, наконец, он не сможет отвлечься и дать зарубцеваться своей ране 1000: это успешнее всего сделают и сама неизбежность, и длительное время, и пресыщение печалью. Будь здоров.

6

Плиний Монтану 1001привет.

(1) Ты уже должен знать из моего письма, что я недавно нашел памятник Палланту с такой надписью: «Ему сенат за верность и почтение к патронам постановил дать преторские знаки и пятнадцать миллионов сестерций, каковою честью он остался доволен». (2) Потом я решил, что стоит поискать само сенатское постановление. Оно было так пышно и велеречиво, что эта горделивая надпись показалась скромной. Пусть бы сравнили себя с ним не то что те древние Африканские, Ахейские, Нумантинские 1002, а более близкие нам Марии, Суллы, Помпеи 1003— не буду идти дальше — далеко им до Палланта! (3) Считать людей, принявших такое постановление, шутниками или страдальцами? Я назвал бы их шутниками, если бы сенату приличествовала шутливость; назвал бы страдальцами, но никакое страдание не может вынудить к такому поступку. Итак, это искательство и желание продвинуться?

Но кто настолько безумен, чтобы хотеть путем своего, путем общественного позора продвинуться в том государстве, где привилегией блистательного магистрата было право первым восхвалять Палланта? (4) Я не говорю о том, что Палланту, рабу, предлагаются преторские знаки 1004: они предлагаются рабами; не говорю о том, что постановляют не только уговорить, но даже заставить его носить золотые кольца 1005: несовместимо ведь с достоинством сената, чтобы бывший претор носил железные кольца. (5) Все это пустяки, на которые не стоит обращать внимания, а вот что стоит вспомнить: ради Палланта сенат (и здание после этого не было освящено?) благодарит государя за то, что он сам сопроводил упоминание о нем почетнейшим образом и дал сенату возможность засвидетельствовать свое к нему благоволение. (6) Что может быть для сената прекраснее, чем обнаружить свою благодарность Палланту? К этому добавлено: «дабы Паллант, коему все они признают себя предельно обязанными, заслуженнейшим образом получил награду за свою исключительную верность и за исключительное усердие». Можно подумать, что расширены границы империи, что спасены войска республики! (7) Следует продолжение: «для щедрости сената и римского народа не может представиться более удобного случая, чем возможность увеличить средства бескорыстнейшего и вернейшего стража императорского имущества». Вот желание сената, вот главная радость народа, вот удобнейший случай быть щедрым: увеличить средства Палланта путем истощения государственного имущества! (8) Дальше говорится о том, что сенату угодно было принять решение выдать ему из казны пятнадцать миллионов сестерций, и чем недоступнее душа Палланта для алчности, тем настоятельнее просить отца отечества побудить Палланта уступить сенату. (9) Только этого и недоставало, чтобы с Паллантом велись переговоры от имени государственной власти, чтобы Палланта упрашивали уступить сенату, чтобы сам государь был приглашен выступить против этого горделивого бескорыстия: только бы Паллант не презрел пятнадцати миллионов! Он их презрел, потому что отвергнуть такую сумму, публично предложенную,— в этом было больше дерзости, чем в том, чтобы ее принять! (10) Сенат, однако, превознес этот поступок, правда, с видом сожаления в следующих словах: «так как наилучший государь и отец отечества, по просьбе Палланта, пожелал опустить ту часть постановления, где говорится о выдаче Палланту из казны пятнадцати миллионов сестерций, то сенат заявляет, что, хотя он охотно и по заслугам определил Палланту между прочими почестями и эту сумму за его верность и усердие, тем не менее он и в этом повинуется воле своего государя, противиться которой в чем бы то ни было считает недозволенным». (11) Представь себе Палланта, налагающего запрет 1006на сенатское постановление, умеряющего свои почести и отказывающегося от пятнадцати миллионов как от чего-то чрезмерного, тогда как преторские знаки он принял, словно это нечто меньшее; (12) представь себе государя, покоряющегося пред лицом сената просьбам, вернее приказу отпущенника (отпущенник распоряжается своим патроном, к которому в сенате обращается с просьбой); представь себе сенат, упорно твердящий, что он по заслугам и охотно определил между прочими почестями эту сумму Палланту и настаивал бы на ее принятии, если бы не повиновение воле государя, противиться которой в чем бы то ни было не дозволено. Итак, для того чтобы Паллант не унес из казны пятнадцати миллионов, для этого потребовалась его собственная скромность и повиновение сената, который именно здесь должен был отказать в повиновении, если он вообще считал, что дозволительно в чем-нибудь не повиноваться.