Гомер - Античная лирика

Маленький мальчик, еще неразумный и слабый, теряет,
Чуть ему минет семь лет, первые зубы свои;
Если же бог доведет до конца седмицу вторую,
Отрок являет уже признаки зрелости нам.
В третью у юноши быстро завьется, при росте всех членов,
Нежный пушок бороды, кожи меняется цвет.
Всякий в седмице четвертой уже достигает расцвета
Силы телесной, и в ней доблести явствует знак.
В пятую — время подумать о браке желанном мужчине,
Чтобы свой род продолжать в ряде цветущих детей.
Ум человека в шестую седмицу вполне созревает
И не стремится уже к неисполнимым делам.
Разум и речь в семь седмиц уже в полном бывают расцвете,
Также и в восемь — расцвет длится четырнадцать лет.
Мощен еще человек и в девятой, однако слабеют
Для веледоблестных дел слово и разум его.
Если ж десятое бог доведет до конца семилетье,
Ранним не будет тогда смертный конец для людей.

Нет, хоть теперь убедись, исключи это слово из песни
И не гневись, что тебя лучше я выразил мысль,
Лигиастид! Пожелай, изменив свою злую молитву,
Лет восьмидесяти смерти предела достичь.
…………………………………………
Также без слез да не будет кончина моя: умирая,
Стоны друзьям и тоску я бы оставить желал.

«Нет в Солоне мысли мудрой, нет отваги стойкой в нем:
В дверь к нему стучалось счастье — и не принял он его.
В неводе улов имея, не решился он на брег
Вытянуть его: умом, знать, он и сердцем ослабел.
Боги! Мне б добиться власти, мне бы полнотой богатств
Насладиться и в Афинах день процарствовать один —
На другой дерите шкуру, род мой с корнем истребив!»
………………………………………..
Если ж родину свою
Я щадил, не стал тираном и насилий над страной
Не творил, своей же славы не позорил, не сквернил,
В том не каюсь: так скорее я надеюсь превзойти
Всех людей.
…………………………………………
…А они, желая грабить, ожиданий шли полны,
Думал каждый, что добудет благ житейских без границ,
Думал: под личиной мягкой крою я свирепый нрав.
Тщетны были их мечтанья… Ныне, в гневе на меня,
Смотрят все они так злобно, словно стал я им врагом.
Пусть их! Все, что обещал я, мне исполнить удалось,
И труды мои не тщетны. Не хочу я, как тиран,
По пути идти насилий иль дурным дать ту же часть,
Что и добрым горожанам, в тучных родины полях.
………………………………………….

Моей свидетельницей пред судом времен
Да будет черная земля, святая мать
Богов небесных! Я убрал с нее позор [210] Я убрал с нее позор… столбов. — Солон освободил должников от долгов, в знак чего были убраны каменные столбы, отмечавшие отданные в залог участки земли.
Повсюду водруженных по межам столбов.
Была земля рабыней, стала вольною.
И многих в стены богозданной родины
Вернул афинян, проданных в полон чужой
Кто правосудно, кто неправдой. Я домой
Привел скитальцев, беглецов, укрывшихся
От долга неоплатного, родную речь
Забывших средь скитаний по чужим краям.
Другим, что здесь меж ними, обнищалые,
В постыдном рабстве жили, трепеща владык,
Игралища их прихотей, свободу дал. [211] Другим… свободу дал . — Солон отменил долговое рабство.
Законной властью облеченный, что сулил,
С насильем правду сочетав, — исполнил я.
Уставы общих малым и великим прав [212] Уставы общих малым и великим прав… — Законодательство Солона уравнивало в правах богатых и бедных свободных граждан.
Я начертал; всем равный дал и скорый суд.
Когда б другой, корыстный, злонамеренный,
Моим рожном вооружился, стада б он
Не уберег и не упас. Когда бы сам
Противников я слушал всех и слушал все,
Что мне кричали эти и кричали те,
Осиротел бы город, много пало бы
В усобице сограждан. Так со всех сторон
Я отбивался, словно волк от своры псов.

Что за жизнь, что за радость, коль нет золотой Афродиты!
Смерти я жаждать начну, если мне скажут «прости»
Прелести тайной любви, и нежные ласки, и ложе.
Только ведь юности цвет людям желанен и мил;
Старость же горе несет, красавца с уродом равняя.
Стоит приблизиться ей, сразу томиться начнет
Черными думами сердце, и солнца лучи золотые
Старца не радуют взор, старцу не нужны они:
Юношам он опостылел и девам внушает презренье.
Вот сколь тяжелым ярмом старость ложится на нас.

Вдруг распускаемся мы, как листва под весенним дыханьем:
Быстро в зеленый убор солнце оденет леса.
Ах, но недолог прелестный расцвет! Мимолетна услада
Дней тех, когда от богов нет нам ни счастья, ни мук.
Счастье — в неведенье милом. Но близятся черные керы,
Старостью мрачной одна, смертью другая грозит.
Шире палящий пожар простирает лютое солнце:
Бурая сохнет листва, блекнет одежда лугов.
Лучше тогда умереть, чем влачить безотрадное бремя,
Если настала пора юной красе увядать.
Сколько ждет нас в грядущем до смертного часа кручины!
Полною чашей был дом — по миру ходит богач,
Тот сыновей не родил — сиротой умирает бездетный,
Этого гложет недуг… Кто проживет без беды?

Минет пора — и прекраснейший некогда муж пробуждает
Пренебреженье одно в детях своих и друзьях.

Вечную, тяжкую старость послал Молневержец [214] Молневержец — Зевс. По просьбе богини утренней зари Эос, Зевс сделал ее возлюбленного Тифона бессмертным, но Эос не испросила для него вечной молодости, и Тифон, навсегда превратившись в старика, лишился любви богини. Тифону.
Старость такая страшней даже и смерти самой.