Тит Ливий - История Рима от основания Города

А теперь посмотрим, во что превращает этот текст Тит Ливий. «Обвиняемый, вызванный в суд, с большой толпой друзей и клиентов прошел посреди собрания и подошел к Рострам. В наступившей тишине он сказал: „Народные трибуны и вы, квириты! Ныне годовщина того дня, когда я счастливо и благополучно в открытом бою сразился в Африке с Ганнибалом и карфагенянами. А потому справедливо было бы оставить на сегодня все тяжбы и ссоры. Я отсюда сейчас же иду на Капитолий поклониться Юпитеру Всеблагому Величайшему, Юноне, Минерве и прочим богам, охраняющим Капитолий и крепость, и возблагодарю их за то, что они мне и в этот день и многократно в других случаях давали разум и силы достаточно служить государству. И вы, квириты, те, кому это не в тягость, пойдите также со мною и молите богов, чтобы и впредь были у вас вожди, подобные мне. Но молите их об этом, только если правда, что оказывавшиеся вами мне с семнадцати лет и до старости почести всегда опережали мой возраст и я своими подвигами превосходил ваши почести”. С ростр он отправился на Капитолий. Вслед за Сципионом отвернулось от обвинителей и пошло за ним все собрание, так что наконец даже писцы и посыльные оставили трибунов. С ними не осталось никого, кроме рабов-служителей и глашатая, который с ростр выкликал обвиняемого» (XXXVIII, 51).

Мы получаем таким образом предварительный ответ на вопросы, изначально возникающие при чтении Тита Ливия. Приведенные его высказывания, неровность повествования, в котором рядом с сухой хроникой звучат патетические речи, разворачиваются картины единения и духовного подъема народа, отношение историка к своему труду как к художественной проповеди патриотизма и верности римской славе – все это объясняет и ограниченный охват материала, и избирательное отношение к фактам, а подчас и невнимание к ним, и недостатки, обнаруженные в труде Ливия научной критикой нового времени. Он преследовал лишь одну цель – создать монументальный, рассчитанный на века образ римского государства в его историческом развитии и отбрасывал все, непосредственно с этой целью не связанное. Но для понимания и оценки таким образом ориентированного исторического сочинения важно определить, каково происхождение и каков смысл самой этой цели – представить историю Рима в виде образа его народа и государства. Если подобная установка отражает субъективные вкусы автора и особенности его художественного дарования, то она принадлежит целиком литературно-стилистической сфере, и познание истории как таковой, фактическая точность и полнота материала принесены ей в жертву; если же установка на создание обобщенного художественного образа народа и государства обусловлена объективным характером эпохи, сформировавшей Ливия и его эпопею, обусловлена историческим опытом, пережитым им биографически, т.е. вызвана к жизни фактически самой историей Рима, то образная структура книги представляет собой порождение и отражение этой истории, а следовательно, и особую форму ее познания.

Тит Ливий появился на свет в 59 г. в городе Патавии на севере Италии в семье зажиточных местных граждан. Год его рождения был ознаменован несколькими событиями, в которых обнаружилась магистральная тенденция римской политической жизни той эпохи. Консулом на этот год стал патриций Гай Юлий Цезарь, до того связанный с заговором Катилины – крупнейшим выступлением разнородных общественных сил, объединившихся в борьбе с сенатской республикой, ее порядками и ее системой ценностей. Заговор был сорван, руководители казнены или убиты в сражении, но не было никаких сомнений, что Цезарь будет искать более гибкие и эффективные пути, чтобы продолжить их дело. В этом убеждали те методы, которыми он добился консульства, и те люди, на которых он опирался. Победу на выборах ему обеспечил союз, который он заключил с двумя влиятельными политическими деятелями Рима – полководцем Помпеем и архимиллионером Крассом, союз, вошедший в историю под наименованием Первого триумвирата. За Помпеем стояла армия; Красса поддерживали откупщики и богачи, входившие в Риме в особое сословие всадников. Выборы принесли победу Цезарю: Красс подкупил всех и вся, а ветераны Помпея явились в народное собрание со спрятанными под одеждой кинжалами. И сам союз трех частных лиц с целью навязать государству выгодные им решения, и методы, которыми они пользовались, были бесспорно, явно и как бы даже демонстративно антиконституционными, направленными на разрушение существовавшего в Риме республиканского строя.

Каждое дело требует соответствующих ему людей. Для дела триумвиров особенно подходил молодой аристократ Публий Клавдий Пульхр. В Риме он приобрел скандальную известность после того, как в декабре 62 г., переодевшись женщиной, проник в дом, где римские матроны совершали обряды в честь Доброй Богини – то был чисто женский праздник, и появление на нем мужчины было величайшим оскорблением римских святынь; от судебного приговора Пульхр сумел отвертеться, подкупив одних членов суда и договорившись с другими. Позже он пытался взбунтовать население греческого города Антиохии, а вскоре объявился в Цизальпинской провинции на севере Италии, где прославился вымогательствами; в довершение всего в Городе косо поглядывали на противоестественную близость его с сестрой, которую оба всячески афишировали. Вот такого-то человека триумвиры и решили сделать опорой своей власти в Риме, проведя его на 58 г. в народные трибуны, т.е. на должность, дававшую лицу, которое ее занимало, большое влияние на низшие слои римского населения. Трибуном по закону и по смыслу этой должности не мог быть патриций, Пульхр с помощью того же Цезаря добился перехода в плебеи, стал произносить свое древнее аристократическое имя Клавдий на простонародный лад – Клодий и был избран трибуном. В качестве трибуна он превратил уличные сообщества беднейших граждан в своего рода штурмовые отряды, терроризировавшие его противников, дезорганизовывавшие общественную жизнь и не оставлявшие камня на камне от некогда величественного здания римской Res Publica, если понимать под ней, как понимали римляне, не только государственный строй, но прежде всего уклад жизни, тип отношений, систему нравственных норм. Несколькими годами позже он был убит в случайной драке рабами своего врага Анния Милона – человека противоположной, сенатской, партии, но во всем остальном мало чем отличавшегося от Клодия: распад республиканской общественной морали шел стремительно и захватывал самые разные политические силы.

Жизнь римлянина перед тем, как он достигал человеческой и гражданской зрелости, делилась на несколько семилетних циклов. На протяжении первого он считался “infans”, т.е. «лишенным дара слова» и постоянно находился дома под присмотром матери, с 7 до 14 лет назывался “puer” – «мальчик», приобретал трудовые навыки, закалялся физически, обучался в школе или дома; на 15-м году он снимал медальон-ладанку, знак детства, надевал тогу взрослого человека и начинал именоваться непереводимым словом “iuvenis”, смысл которого состоял в том, что человек уже принимает участие в гражданской жизни, но еще в качестве ученика, наблюдателя, спутника и помощника кого-либо из государственных деятелей, стоит на пороге самостоятельного участия в жизни общины, но порога этого еще не переступил; по завершении третьего цикла чаще всего женились и (или) уходили в армию. Наконец, с 21 года до 28 лет мужчина рассматривался как “adulescens” – «набирающий полную силу»; он уже мог занимать младшие магистратуры, хотя и не обладал еще подлинным общественным весом и влиянием. В биографии Ливия эти периоды удивительно точно совпадают с определенными фазами исторического кризиса Римской республики, а переход от одного семилетнего цикла к другому – с решающими переломами в этом процессе. Жизнь историка Рима складывалась на фоне римской истории и в ее ритме.