Тит Кар - О природе вещей

Так как самим по себе им быть невозможно, то, значит,

Держатся вместе они, и ничто их не может расторгнуть.

Первоначала вещей, таким образом, просты и плотны,

610 Стиснуты будучи крепко, сцепленьем частей наименьших,

Но не являясь притом скопленьем отдельных частичек,

А отличаясь скорей вековечной своей простотою.

И ничего ни отторгнуть у них, ни уменьшить природа

Не допускает уже, семена для вещей сберегая.

Если не будет, затем, ничего наименьшего, будет

Из бесконечных частей состоять и мельчайшее тело:

У половины всегда найдётся своя половина,

И для деленья нигде не окажется вовсе предела.

Чем отличишь ты тогда наименьшую вещь от вселенной?

620 Ровно, поверь мне, ничем. Потому что, хотя никакого

Нет у вселенной конца, но ведь даже мельчайшие вещи

Из бесконечных частей состоять одинаково будут.

Здравый, однако же, смысл отрицает, что этому верить

Может наш ум, и тебе остаётся признать неизбежно

Существованье того, что совсем неделимо, являясь

По существу наименьшим. А если оно существует,

Должно признать, что тела изначальные плотны и вечны,

Если бы всё, наконец, природа, творящая вещи,

На наименьшие части дробиться опять заставляла,

630 Снова она никогда ничего возрождать не могла бы.

Ведь у того, что в себе никаких уж частей не содержит,

Нет совсем ничего, что материи производящей

Необходимо иметь: сочетаний различных и веса,

Всяких движений, толчков, из чего созидаются вещи.

Вследствие этого те, кто считал, что все вещи возникли

Лишь из огня, и огонь полагали основою мира,

Кажется мне, далеко уклонились от здравого смысла.

Их предводителем был Гераклит, завязавший сраженье,

По темноте языка знаменитый у греков, но больше

640 Слава его у пустых, чем у строгих искателей правды.

Ибо дивятся глупцы и встречают с любовным почтеньем

Всё, что находят они в изреченьях запутанных скрытым;

Истинным то признают, что приятно ласкает им ухо,

То, что красивых речей и созвучий прикрашено блеском.

Как же, спрошу я, могли получиться столь разные вещи,

Если единственно лишь из огня они чистого вышли?

Ведь не могло бы помочь нимало, коль жгучий сгущался б

Иль разрежался огонь, если б части огня сохраняли

Ту же природу, какой обладает огонь в его целом.

650 Ведь, при стяженьи частей, только резче бы пыл становился,

При разделеньи же их и рассеяньи — был бы слабее.

Большего тут ничего, будь уверен, случиться не может,

Не говоря уж о том, что никак не могло бы возникнуть

Столько различных вещей из огней, то сгущённых, то редких,

Также ещё, допускай в вещах пустоты они примесь,

Было б возможно огням и сгущаться и делаться реже;

«Музы» 28однако же их, замечая, что часто впадают

В противоречья они, допускать пустоту избегают,

В страхе пред трудным путём уклоняются с верной дороги,

660 Вовсе не видя того, что, не будь пустоты, непременно

Всё бы сгуститься должно, из всего бы должно получиться

Тело одно, ничего не способное выделить быстро,

Как раскалённый огонь испускает и жар и сиянье,

Изобличая, что в нём совершенно не сплочены части.

Если ж считают они, что каким-нибудь образом может

В соединеньи огонь потухать и менять свою сущность,

То, очевидно (коль так доводить до конца рассужденье),

Сгинет весь огненный пыл и в ничто обратится, и будет

Из ничего возникать таким образом всё, что творится.

670 Ведь коль из граней своих что-нибудь, изменяясь, выходит,

Это тем самым есть смерть для того, чем оно было раньше,

А потому и должно пребывать нерушимое нечто,

Ибо иначе в ничто у тебя обратятся все вещи,

И возникать из него вещей изобилие будет.

Так как, однако, тела несомненные есть, у которых

Без изменений всегда остаётся всё та же природа,

Коих уход, иль приход, или смена порядка меняют

Всё существо у вещей и одно превращают в другое,

То, очевидно, они и не огненной вовсе природы.

680 Было б, поверь, всё равно, что одни исчезали б, другие

Вновь притекали б, и свой изменяли б иные порядок,

Если б природу огня они все сохраняли при этом;

Ибо всегда бы огнём оставались и все их созданья.

Дело же, думаю, в том, что тела существуют, которых

Встречи, движения, строй, положения их и фигуры

Могут огонь порождать, а меняя порядок, меняют

Также природу, и нет ни с огнём у них сходства, ни с вещью

Кроме того никакой, способною к чувствам направить

Нашим тела и касаньем своим осязанье затронуть.

690 А говорить, что все вещи — огонь и что истинной вещи

Между вещей ни одной помимо огня не бывает,

Как утверждает опять всё он же, ведь это безумье!

Ибо он сам восстаёт против чувств, отправляясь от чувства,

И потрясает он то, на чем зиждется вся достоверность,

Сам же постигнув из них и то, что огнём называет.

Чувства, он верит, огонь постигают вполне достоверно,

А остальное, что нам не менее явно, — нисколько.

Мненье такое пустым я считаю и прямо безумным.

Ибо на что же ещё полагаться нам? Что достоверней

700 Чувств может быть для того, чтобы правду и ложь разграничить?

Кроме того, почему, отвергнувши всё остальное,

Нам предпочтенье отдать одной только пыла природе,

А не отринуть огонь и что-то иное оставить?

То и другое, поверь, одинаково будет нелепо.

Вследствие этого те, кто считал, что все вещи возникли 29

Лишь из огня, и огонь полагали основою мира,

Так же, как те, кто почел за основу всего мирозданья

Воздух, равно как и те, кто думал, что влага способна

Вещи сама созидать, или мнил, что земля образует

710 Всё, превращаясь сама в природу вещей всевозможных,

Кажется мне, далеко от истины в сторону сбились.

К этим прибавь ещё тех, кто начала вещей удвояет,

С воздухом вместе огонь сочетая иль воду с землёю,

Иль за основу всего принимает четыре стихии, 30

Именно: землю, огонь, дыхание воздуха, влагу.

Первым из первых средь них стоит Эмпедокл Акрагантский, 31

Коего на берегах треугольных 32вырастил остров,

Что омывают кругом Ионийские волны и горькой

Солью зелёных валов орошают его побережье,

720 Узким проливом стремясь, и проносятся вдоль побережья,

От Италийской земли границы его отделяя.

Дикая здесь и Харибда, 33и здесь же глухие раскаты

Огненной Этны грозят разразиться накопленным гневом,

Чтоб, изрыгая опять из жерла могучее пламя,

Снова она к небесам взнесла огненосные молньи.

Но, хоть и много чудес представляется взору людскому

В этой стране, и слывет она посещенья достойной,