Публий Марон - БУКОЛИКИ. ГЕОРГИКИ. ЭНЕИДА

Вырезал я, для двоих певцов мою песню разметив,

15 Спеть попытаюсь – а ты вели состязаться Аминту.

Так же, как гибкой ветле не равняться с седою оливой

Или лаванде простой не спорить с пурпурною розой,

Так, по суду моему, не Аминту с тобой состязаться

Но перестанем болтать, уже мы с тобою в пещере.

20 Плакали нимфы лесов над погибшим жестокою смертью

Дафнисом, – реки и ты, орешник, свидетели нимфам, –

В час, как, тело обняв злополучное сына родного,

Мать призывала богов, упрекала в жестокости звезды.

С пастбищ никто в эти дни к водопою студеному, Дафнис,

25 Стада не вел, в эти дни ни коровы, ни овцы, ни кони

Не прикасались к струе, муравы не топтали зеленой.

Даже пунийские львы о твоей кончине стенали,

Дафнис, – так говорят и леса, и дикие горы.

Дафнис армянских впрягать в ярмо колесничное тигров

30 Установил 34и вести хороводы, чествуя Вакха;

Мягкой листвой обвивать научил он гибкие копья. 35

Как для деревьев лоза, а гроздья для лоз украшенье

Или для стада быки, а для пашни богатой посевы,

Нашею был ты красой. Когда унесли тебя судьбы,

35 Палес и сам Аполлон поля покинули наши. 36

И в бороздах, которым ячмень доверяли мы крупный,

Дикий овес лишь один да куколь родится злосчастный.

Милых фиалок уж нет, и ярких не видно нарциссов,

Чертополох лишь торчит да репей прозябает колючий.

40 Землю осыпьте листвой, осените источники тенью,

Так вам Дафнис велит, пастухи, почитать его память.

Холм насыпьте, на нем такие стихи начертайте:

"Дафнис я – селянин, чья слава до звезд достигала,

Стада прекрасного страж, но сам прекраснее стада".

45 Богоподобный поэт, для меня твоя дивная песня –

Что для усталого сон на траве, – как будто при зное

Жажду в ручье утолил, волною стекающем сладкой.

Ты не свирелью одной, но и пеньем наставнику равен.

Мальчик счастливый, за ним вторым ты будешь отныне.

50 Я же, какие ни есть, тебе пропою, отвечая,

Песни свои и Дафниса в них до неба прославлю,

К звездам взнесу, – ведь и я любим был Дафнисом тоже.

Может ли быть для меня, о Меналк, дороже подарок?

Мальчик достоин и сам, чтоб воспели его, и об этих

55 Песнях твоих Стилихон мне уже с похвалой отзывался.

Светлый, дивится теперь вратам незнакомым Олимпа,

Ныне у ног своих зрит облака и созвездия Дафнис.

Вот почему и леса ликованьем веселым, и села

Полны, и мы, пастухи, и Пан, и девы дриады 37.

60 Волк скотине засад, никакие тенета оленям

Зла не помыслят чинить – спокойствие Дафнису любо.

Сами ликуя, теперь голоса возносят к светилам

Горы, овраги, леса, поют восхваления скалы,

Даже кустарник гласит: он – бессмертный, Меналк, он бессмертный!

65 Будь благосклонен и добр к своим: алтаря вот четыре,

Дафнис, – два для тебя, а два престола для Феба.

С пенным парным молоком две чаши тебе ежегодно

Ставить я буду и два с наилучшим елеем кратера.

Прежде всего оживлять пиры наши Вакхом обильным

70 Буду, зимой у огня, а летом под тенью древесной,

Буду я лить молодое вино, Ареусии 38нектар.

С песнями вступят Дамет и Эгон, уроженец ликтейский.

Примется Алфесибей подражать плясанью сатиров.

Так – до скончанья веков, моленья ль торжественно будем

75 Нимфам мы воссылать иль поля обходить, очищаясь.

Вепрь доколь не разлюбит высот, а рыба – потоков,

Пчел доколе тимьян, роса же цикаду питает,

Имя, о Дафнис, твое, и честь, и слава пребудут!

Так же будут тебя ежегодно, как Вакха с Церерой,

80 Все земледельцы молить – ты сам их к моленьям побудишь!

Как я тебя отдарю, что дам за песню такую?

Ибо не столь по душе мне свист набежавшего Австра,

Ни грохотание волн, ударяющих в берег скалистый,

Ни многоводный поток, что в утесистой льется долине.

85 Легкую эту свирель тебе подарю я сначала.

Страсть в Коридоне зажег…" – певал я с этой свирелью,

С нею же я подбирал: «Скотина чья? Мелибея?» 39

Ты же мой посох возьми – его Антигену я не дал,

Он хоть и часто просил и в то время любви был достоин.

90 Посох в ровных узлах, о Меналк, и медью украшен.

Первой решила, что петь пристойно стихом сиракузским, 40

И средь лесов обитать не гнушалась наша Талия 41.

Стал воспевать я царей и бои, но щипнул меня Кинфий 42

За ухо, проговорив: "Пастуху полагается, Титир,

5 Тучных овец пасти и петь негромкие песни!"

Стало быть (ибо всегда найдется, кто пожелает,

Вар, тебя восхвалять и петь о войнах прискорбных),

Сельский стану напев сочинять на тонкой тростинке.

Не без приказа пою. Но, Вар, кто мое сочиненье

10 Будет с любовью читать, увидит: все наши рощи,

Верески все воспевают тебя! Нет Фебу приятней

В мире страницы, чем та, где есть посвящение Вару.

В путь, Пиериды мои!.. Хромид и Мназилл, мальчуганы,

Раз подсмотрели: Силен лежит, уснувший, в пещере. 43

15 С вечера был он хмелен, как обычно, – жилы надулись,

И, соскользнув с головы, плетеницы поодаль лежали.

Тут же тяжелый висел и канфар 44на ручке потертой.

Тихо подкравшись (старик их обманывал часто обоих,

Петь им суля), на него плетениц накинули путы.

20 К ним, робевшим еще, подходит союзницей Эгла,

Эгла, наяда красы несравненной, и только открыл он

Веки, она шелковицею лоб и виски его мажет.

Он же, их шутке смеясь: "Что меня оплетаете? – молвит. –

Дети, пустите меня! Сумели – так с вас и довольно.

25 Песни, каких вы просили, спою, – но лишь вам, мальчуганы,

Ей же награду найду не такую". Сказал он и начал.

Ты увидал бы тогда, как пляшут фавны и звери

В такт и качают дубы непреклонными кронами, вторя.

Даже о Фебе не так веселятся утесы Парнаса,

30 Исмар с Родопой – и те не столько дивятся Орфею. 45

Петь же он начал о том, как в пустом безбрежном пространстве

Собраны были земли семена, и ветров, и моря,

Жидкого также огня; как зачатки эти, сплотившись,

Создали все; как мир молодой из них появился.

35 Почва стала твердеть, отграничивать в море Нерея 46,

Разные формы вещей принимать начала понемногу.

Земли дивятся лучам дотоль неизвестного солнца,

И воспарению туч, с высоты низвергающих ливни,

И поражает их лес, впервые возросший, и звери

40 Редкие, что по горам, дотоле неведомым, бродят.

Вот о камнях он Пирры 47поет, о царстве Сатурна

И о кавказских орлах, о хищенье поет Прометея. 48

Пел он, как, возле воды оставив юношу Гилла 49,

Звали его моряки. «Гилл! Гилл!» – неслось побережьем.