Чжуан-цзы - Чжуанцзы (перевод Л.Д. Позднеевой)

23.«Река и Хань» — реки Хуанхэ и Ханьшуй.

24.Комментарий говорит о первом герое как об ученике Конфуция, но прозвище в даосском стиле (Зоркий, как у птицы, взгляд, Цюй Цяоцзы) свидетельствует о его переходе к даосам; прозвание второго — Высокий Платан (Чан Уцзы) обычно для даосов: настолько познал природу, что стал ей подобен (см. также стр. 273).

25.Здесь речь идет о Конфуции.

26.Данный фрагмент <���в более пространном варианте см. стр. 284. В нем> — попытка поставить проблему всеобщей зависимости явлений объективного мира. Поскольку причина движения тени солнечных часов была известна, причудливые объяснения ее (зависимость от «чешуи змеи...»), вызывались, видимо, полемическими целями.

27.Данный фрагмент без заключительной фразы используется для доказательства «мистицизма» Чжуанцзы, <���см. Предисловие, стр. 20-21, прим. 79>.

1.Признание возможности познания объективной истины, которое не позволяет относить Чжуанцзы к релятивистам, как это делают некоторые ученые <(см. также стр. 269-270, 274, Предисловие, стр. 26, прим. 100)>.

2.Прекрасномилостивый (Вэньхой) — комментаторы отождествляют его с царем Милостивым (Хойваном), который правил в Л ян г 370 по 335 г. до н э.

3.Сведений о содержании упоминаемых произведений, не вошедших в «Книгу песен», не сохранилось.

4.Здесь представлена попытка Чжуанцзы объяснить процесс познания как переход от чувственных наблюдений к рациональному обобщению <(ср. «Лецзы», стр. 94-95, гл. 5, прим. 60; Предисловие, стр. 26, прим. 99)>.

5.Средство для достижения долголетия, по признанию царя, — познание законов объективного мира (здесь — анатомии) и умение ими пользоваться для покорения природы, других существ, а также самого себя. Герой притчи — повар, простой человек, умелец.

6.Правый Наставник (Ю Ши), Гунвэнь Высокая Колесница (Сянь) — персонажи с прозвищем, образованным от ранга или присвоенных ему регалий.

7.В древнем Китае преступника, которому отрубали ногу, обращали в раба. Говоря о «внешнем виде», одноногий, по мнению комментаторов, указывает на целостность духовную (собственное достоинство), которой свободный, даже калека, отличался от порабощенного.

8.Во фрагменте опровергается известная легенда о том, что Лаоцзы ушел на запад и больше не возвратился.

9.Цинь Свободный от Суеты (И) — прозвание и взгляды героя указывают на его принадлежность к даосам.

10.Инвектива против Конфуция и конфуцианцев, <���см. также стр. 148, 158, 310>.

1.Гуань Встреченный Драконом (Лунфын) — (миф.) советник Разрывающего на Части.

2.Ветви Терновника (Цунчжи), Владеющие домами (Юху) — названия племен, завоеванных китайцами.

3.Скоромными в Китае считаются пряности: лук, чеснок, порей, рута, полевой тмин (Палладий Кафаров и П.С. Попов, Китайско-русский словарь, т. II, Пекин, 1888, стр. 149).

4.Полемический прием: положения даосов вкладываются в уста их противника — Конфуция <(ср. «Лецзы», стр. 75)>.

5.Опирающийся о Стол (Цзи Цюй) — по комментарию, правитель, предшественник Готовящего Жертвенное Мясо.

6.Царский сын Высокий (Гунцзы Гао, или Шэ Чжулян) — этот персонаж встречается и в «Изречениях», где выступает с вопросом другого характера (ср. «Изречения», гл. 7, I, 145).

7.Свидетельство об отсутствии принципа неприкосновенности послов, что отличает международные обычаи, вырабатывавшиеся в древнем Китае, от древнейших представлений о «праве гостеприимства» в Греции и Риме — будущего дипломатического иммунитета (см. «История дипломатии», т. I, М., 1959, стр. 32, 61).

8.По толковому словарю — это речи «древних царей», представленные в «Книге песен», «Книге преданий» и других конфуцианских сводах (см. «Цы хай», т. I, разд. сы, стр. 48), с которыми, однако, расходятся цитируемые здесь наставления. Это был, видимо, устный свод. От него, как сообщает комментарий, заимствовал название своего труда Ян Сюн (I в. до н.э. — I в. н.э.). Фрагмент свидетельствует о том, что послы отправлялись не с грамотами, а с речами (ср. Д.С. Лихачев, Возникновение русской литературы , М., 1952, стр. 97-98), а также объясняет причины расхождений в записях одной и той же речи в различных царствах (см. Л.Д. Позднеева, Ораторское искусство и памятники древнего Китая, «Вестник древней истории», 1959, № 3, стр. 25-26).

9.Янь Врата Бытия (Хэ) — уроженец царства ЛУ, <���о нем см. также стр. 231, 287, 311>.

10.Чудотворный (Лингун) — царь Вэй, правил с 534 по 493 г. до н.э.

11.Цюй Боюй — уроженец царства Вэй (о нем см. также стр. 274; «Изречения», гл. 14, 15, I, 319, 335).

12.<���Ср. «Лецзы», 57-58.> Рассказы об укрощении тигра, об уходе за конем — иллюстрации к диалогу о воспитании наследника, кроме его обличения, подчеркивают и принадлежность человека к животному миру, который необходимо изучать, чтобы подчинить человеку.

13.Притча о Плотнике и Дубе и следующие за ней фрагменты посвящены проблеме относительности субъективного понимания полезного (см. также стр. 232-233). Заключает раздел атеистический вывод: вредное для богов оказывается полезным для человека.

14.Здесь относительность полезного и бесполезного связана с особым героем, человеком с физическими недостатками; <���о значении этого образа см. Предисловие, стр. 30-31, прим. 105-107>.

15.Вариант см. «Изречения», гл. 18, I, 390, где «Песня безумца» дается в сокращенном виде. В «Книге песен» она отсутствует.

1.«Знак полноты свойств» (дэ) — этот термин в конфуцианской школе трактовался как «добродетель», в даосской — как «постоянные свойства» вещей, их атрибуты, качества (см. Ян Хин шун, стр. 634 и сл.).

2.Ван Кляча (Тай) — признание этого изувеченного героя более мудрым, чем сам Конфуций, — полемический прием даосов.

3.Точные сведения о Чан Цзи отсутствуют.

4.Характеристика, обозначавшая учение Лаоцзы и даосской школы в целом. См. «Дао дэ цзин», §43.

5.Попытка определить единичное и всеобщее как ступени в познании: конкретно-чувственном, низшем и рациональном, высшем.

6.<���Догадку о познании как «отражении» см. Предисловие, стр. 29, прим. 102, 103. «Уподобление природе» — свойствам материи — обусловило также появление у даосов, разумеется в зародыше, «теории отражения» (Ср. положения даосов с фрагментом Демокрита: «...Видение есть восприятие отражения видимых [тел]. Ибо отражение есть образ, появляющийся в зрачке, а равно во всех прочих прозрачных [телах], которые обладают свойством сохранять в себе отражение...» (см. «Материалисты древней Греции», под ред. М.А. Дынника, М., 1956, стр. 88)). Уже у Лецзы встречается положение: «...покой подобен зеркалу» (Возможно, что речь идет о «водяном» зеркале, так как в иероглифах, обозначавших «зеркало» ( цзянь , цзинь ), слились два предмета: бронзовый сосуд с водой, в которой видели свое отражение, и бронзовое зеркало, служившее зажигательным прибором (см. Г.Г. Стратанович, Китайские бронзовые зеркала, — Восточно-азиатский этнографический сборник, II, М., 1961, стр. 68)), которое дополняется у Чжуанцзы: «Люди смотрят на [свое] отражение не в текучей воде, а в стоячей...»; и еще: «Настоящий человек пользуется своим сердцем [разумом], словно зеркалом» (83, 157, 172). Этот тезис дается и в развернутом виде: «...[когда] вода в покое, [в ней] виден [каждый волосок] бороды, бровей. [Ее] уровень точен, и большой мастер берет [его] за образец. [Если] в покое вода ясна, то тем более [ясен] разум. Сердце мудрого в покое — это зеркало неба и земли, зеркало [всей] тьмы вещей» (197). Покой, необходимый для познания объективных явлений мира, таким образом, отождествляется с зеркальной поверхностью воды. Подражание покою зеркальных вод вызвало и особый символ высшей мудрости — гиперболизацию состояния покоя. Поэтому «настоящий человек» уже своей характеристикой («телом подобен засохшей ветке, сердцем — угасшему пеплу», 256, вар. 86, 139, 265) как бы абстрагировался от всего человеческого.>