Сыма Цянь - Исторические записки. Т. VI. Наследственные дома

Прибыв в Чу, старший сын Чжу-гуна обнаружил, что дом Чжуан-шэна находится в пригороде, за городской стеной. Чтобы пройти к воротам его жилья, ему пришлось пробираться сквозь заросли диких трав. Жил он бедно. Старший сын достал письмо и вручил тысячу золотых, как наказывал отец. Чжуан-шэн сказал: «Срочно уезжай, будь осторожен, оставаться здесь тебе нельзя. Если даже твой брат выйдет [на волю], не спрашивай, почему так произошло». Старший брат ушел и решил больше не наведываться к Чжуан-шэну, но скрытно [26]остался, намереваясь захваченные с собою деньги поднести чуским знатным лицам, чтобы они помогли [в деле с братом]. Несмотря на то что Чжуан-шэн жил на бедняцких окраинах, своей честностью и прямотой он был известен во всем царстве. Все, начиная с чуского вана , почитали Чжуан-шэна как своего наставника. Взяв золото Чжу-гуна, Чжуан-шэн не имел намерения присваивать его, он хотел после завершения дела [арестованного] вернуть их золото, чтобы показать этим свою верность [старой дружбе]. Но коль скоро золото уже принесли, он сказал жене: «Это золото Чжу-гуна. Это как болезнь, от которой мы не убереглись. Позднее я его верну. Не трогать его!».

Однако старший сын Чжу-гуна не понимал намерений мудрого Чжуана, полагая, что в их деле у Чжуан-шэна нет шансов [помочь]. Тем временем, дождавшись момента, Чжуан-шэн пошел к чускому вану и сказал ему: «Некое [созвездие] задержалось на таком-то месте. Это сулит беды Чу». Чуский ван , издавна веривший Чжуан-шэну, спросил: «Что же сейчас предпринять?». Чжуан-шэн ответил: «Только проявлением добродетелей можно отвести беду». Чу-ван сказал: «Не беспокойтесь, учитель, я собираюсь поступить именно так». Тут же ван послал своих гонцов опечатать хранилища сань цянь [53] Сань цянь *** *** — "три основных вида денег", имевших хождение в разных государственных образованиях Древнего Китая, — золотые, серебряные и медные. Высшим сортом считались золотые, выполнявшие роль сокровищ, применявшиеся в подношениях и дарах. Низшим сортом считались медные монеты — наиболее распространенные денежные знаки. Опечатывание денежных хранилищ, по мысли правителя Чу, уменьшало опасность ограблений и других противоправных действий сразу после амнистии. . Знатные люди Чу, предупреждая старшего сына Чжу-гуна, говорили ему: « Ван намерен объявить помилование». Тот спросил: «Откуда вы знаете?». Знатные отвечали: «Каждый раз, когда ван намерен объявить амнистию, он обычно опечатывает хранилища денег. Вчера вечером ван послал людей опечатать их». Старший сын Чжу-гуна посчитал, что если объявят помилование, то брат обязательно должен выйти [на свободу], а тысячу золотых он напрасно оставил у Чжуан-шэна, в то время как тот ничего не предпринял. Тогда он снова пошел встретиться с Чжуан-шэном. Чжуан-шэн, удивившись, сказал: «Как, ты не уехал?» Старший сын сказал: «Еще нет. Сначала я занимался делом младшего брата, а теперь, думается, его помилуют, поэтому я пришел проститься с Вами, Учитель». Чжуан-шэн понимал, что в истинных намерениях старшего сына Чжу-гуна было вернуть свое золото. Он ему сказал: «Пойди в комнату и возьми золото». Старший сын тотчас же вошел в комнату, взял золото и радостно ушел, очень довольный собой. Чжуан-шэну стало стыдно, что он стал игрушкой в руках этого мальчишки. Тогда он пошел к чускому вану и сказал ему: «Я прежде говорил Вам о положении некоего созвездия, а Вы, ван , говорили, что хотите ответить на это совершенствованием добродетели. Ныне, когда я вышел к Вам, на дорогах все говорят, что сын Чжу-гуна, таоского богача, за убийство человека посажен в тюрьму в Чу. Говорят, что его семья, обладая денежными богатствами и золотом, давала взятки приближенным вана и что ван объявил [27]помилование не из-за сострадания к жителям Чу, а из-за сына Чжу-гуна». Чуский ван страшно разгневался и сказал: «Пусть у меня недостает добродетели, но уж не из-за сына Чжу-гуна я осуществляю милосердие!». И он повелел убить сына Чжу-гуна, а на следующий день объявил амнистию. А старший сын Чжу-гуна, в конце концов, возвратился с вестью о гибели младшего брата. Когда старший сын прибыл обратно, мать и люди поселения все скорбели о погибшем. Только Чжу-гун, горько усмехнувшись, сказал: «Я твердо знал, что он обязательно погубит своего брата. Он не мог не любить его, но надо видеть, что есть вещи, которые наш старший сын не в состоянии выносить. Он с малых лет был со мною вместе, переносил все тяготы, чтобы обеспечить себе жизнь. Поэтому он с трудом расстается с деньгами. Что же касается его младшего брата, то он рос в богатстве, пользовался надежной повозкой, погонял хорошего коня, гонялся за быстрыми зайцами. Разве он понимал, откуда взялся этот достаток? Поэтому он и легко спускал нажитое, не жалея его и не скупясь. В силу этого я вначале хотел послать более молодого сына, уверенный, что он сможет легко расстаться с деньгами, а старший сын не смог. Вот почему в конечном счете и убили [среднего] сына. Таков закон вещей. Нет оснований убиваться. Я днем и ночью ждал вести о его гибели» [54] В тексте стоит слово сан *** — "траур". Мы перевели в контексте как "ждал траурной вести о гибели младшего брата". Однако в некоторых случаях переводится "ждал прибытия его трупа" — как у Э. Шаванна (МИС, т. А, с. 447), так и в переводе на байхуа (БХШЦ, с. 630). Вероятно, прибытие гроба с телом из Чу требовало большего времени. . Фань Ли переезжал с места на место и стал известным человеком в Поднебесной, и дело не в том, что он просто так уезжал и все, но там, где он останавливался, он непременно становился известным. Он умер в старости в Тао, поэтому в записях о поколениях его рода о нем писалось как о таоском Чжу-гуне.

Я, тайшигун , Придворный историограф, скажу так.

Велики заслуги Юя! Он проложил русла девяти рек, образовал девять областей, так что вплоть до нынешних времен все сясцы (китайцы) могут жить в порядке и в покое. Когда настало время его далекого потомка Гоу Цзяня, тот, изнуряя тело и пребывая в тяжелых заботах, в конце концов покончил с сильным царством У, на севере занимался военными делами срединных княжеств. Он стремился почитать чжоуский дом, от которого он в дальнейшем получил титул ба-вана . Гоу Цзянь, возможно, не может быть назван [очень] мудрым, но в его делах присутствовал отсвет [деяний] самого [Великого] Юя. Фань Ли трижды сменял свое местожительство и везде имел славное имя, которое осталось в памяти последующих поколений [его рода [55] Рассказ о Фань Ли вновь появляется в гл. 129 "Исторических записок", где он фигурирует вместе со своим учителем Цзи Жанем (см. ШЦ, т. 6, гл. 129, с. 3456-57). Там повторяется история его прибытия в Ци, смена им имени и делается вывод: "все такого рода богачи звали себя таоскими Чжу-гунами". Повествование о советнике Фань Ли и его сыновьях имеет ряд характерных черт. В этих рассказах есть элементы явных преувеличений вроде добровольной раздачи им своих богатств, что вообще редкое явление, и оно контрастирует с проявленной Чжу-гуном расчетливостью в стремлении к наживе. В тексте немало нравоучительных мотивов: алчность старшего сына Чжу-гуна приводит к гибели его родного брата; прославляется простой крестьянский труд на земле, который якобы приводит к зажиточности. Впрочем, тут же описывается обогащение Чжу-гуна за счет спекуляции и выгодной торговли. Морализующие акценты в истории Фань Ли занимают важное место в этой драматической картине "полуварварского" южного царства Юэ. . Когда и слуга и господин таковы, то они, даже не стремясь к славе, становятся знаменитыми [56] В своей заключительной сноске к главе Э. Шаванн высказал интересную мысль: описывая Гоу Цзяня и его деяния, Сыма Цянь как бы полемизировал с некоторыми китайскими авторами своего времени, которые нигилистически относились к деятелям типа Гоу Цзяня, понося его как "варвара" (см. МИС, т. 4, с. 448). Однако, следует отметить и другое, важное, на наш взгляд, обстоятельство: в главе, посвященной "полуварварскому" царству Юэ, виден ясный отпечаток общекитайских штампов, идей и подходов, искусно перенесенных на действующих лиц и события в Юэ. Таким образом, ханьский историк искусственно завысил уровень развития общественных отношений в окраинном регионе, может быть без умысла поднимая их до уровня центра. .