Шитао - Беседы о живописи монаха Ку-гуа

В далекой древности не было правил и предельная простота не рассеивалась. Hо когда предельная простота рассеялась, были установлены правила. Hа основе чего они были установлены? Hа основе живописи великого единства.

Основа живописи великого единства в многообразии бытия, корень ее в бесчисленных образах, которые раскрываются во время работы в душе художника; образы скрыты в художнике, но современники этого не знают. Вот почему правила живописи великого единства устанавливаются самим художником. Установленные правила живописи великого единства — это есть правила, созданные на основе отсутствия правил, это множество правил, пронизанных существующими правилами.

Живопись следует сердцу. Живопись — это красивое переплетение гор и вод, людей и предметов, это характер и особенности птиц и животных, трав и деревьев, это нормы — образцы беседок и прудков, вышек и башенок. Если художник еще глубоко не вник в принцип живописи великого единства, то он полностью исказит внешний вид ее и в конце концов не постигнет великого закона единой живописи. Отправляясь в дальний путь или взбираясь на высокие горы, начинают с малого. Такова и живопись великого единства — она принимает все внешние воплощения жизненной энергии, и из миллиона картин еще не было ни одной, которая не начиналась бы с нее и не заканчивалась бы ею. Только те художники, которые слушают пояснения, уловят принцип живописи великого единства.

Hа основе живописи великого единства художник способен создать конкретное в малом, и при этом идея картины будет всем ясна, а стиль прозрачен. Если кисть руки художника несвободна, то живопись его неправильна, если живопись его неправильна, то значит и кисть его руки негибка. Двигая кистью, художник проводит круги, смочив ее, он кружит ею по картине; он останавливает кисть, чтобы было просторно в картине, он отводит ее от себя, словно рубит, он подводит ее к себе, словно скоблит. Художник рисует круги и квадраты, проводит прямые и кривые линии, рисует то, что наверху, и то, что внизу, уравновешивает то, что находится справа и то, что находится слева; подчеркивает выпуклое и вогнутое, разрезает на поперечное и наклонное — и делает это так естественно, словно вода, которая течет вглубь, или огонь, который при горении подымается вверх, даже в малейшей детали не должно быть ничего искусственного. Если все это применять в картине с тем, чтобы было все одухотворено, тогда все будет пронизано правилами, если во все будет проникать принцип, то и внешний вид в картине будет исчерпан.

Доверится художник своей руке — и от одного взмаха его кисти возникают горы и воды, люди и предметы, птицы и животные, травы и деревья, беседки и прудки, вышки и башенки. Улавливая формы, он использует контур, рисуя живое, нащупывает идею, замышляя композицию, подражает реальному виду природы, показывает открытое и прикрывает скрытое в картине. Художник не замечает, как создает картину, и стремится вложить в нее свою душу.

Ведь после того, как великая простота рассеялась, были установлены правила живописи великого единства. Когда же были установлены правила живописи великого единства, в ней было раскрыто множество предметов.

Циркуль и угломер — это предельные средства для создания кругов и квадратов, небо и земля — это действие-вращение циркулей и квадратов. Люди знают, что есть циркули и угломеры, но не понимают, что такое круговращение неба и земли. Разве это природа связывает художников правилами? Рабские правила людей для невежд. И хотя такие отступают от современных и прежних правил, но в конце-концов не постигают, в чем принцип живописи великого единства. Поэтому, имея правила, художники не могут понять их, и для них правила превращаются в преграды. Если прежде и ныне не были поняты правила и преграды, исходя из принципа живописи великого единства, то не была понята и сущность этой живописи. Когда художник поймет ее сущность, то преград больше не будет, и глаза и картины смогут следовать сердцу; а когда живопись следует сердцу, то преграды сами собой уходят прочь. Ведь формы живописи — это бесчисленные предметы природы. Если отбросить прочь кисть и тушь, как же тогда придать им формы в картине?

Тушь, принимая естественную густоту или бледность, сухость или влажность, следует предметам природы; кисть, которой распоряжается мастер при рисовании крюков и складок(штрихов), при подсушивании или при размыве тушью также следует им. В старину художники всегда считали это правилами. Если бы не было правил, тогда в мире не было для людей ограничений. Вот почему живопись великого единства имеет ограничения, которые сдерживают ее. Если при наличии правил нет преград, то и при наличии преград нет правил. Правила рождаются из живописи, ставя преграды — отступают от живописи. Если правила и преграды не смешаны, тогда передача круговращения природы достигнута. Живопись — это проявление великого принципа — Дао. Тогда живопись великого единства понята.

Древняя живопись — это познания. Изменения же состоят в том, чтобы обладая этими познаниями, не пользоваться ими. Hо таких художников, которые принимали бы древнюю живопись как то, что следует изменить, я не еще видел. Я часто негодовал на тех живописцев, которые слепо придерживались древности и не вносили изменений — у таких недостаточно знаний. Знающий художник, но погрязший в подражательстве, не широк в своих замыслах. Поэтому совершенный человек 1 заимствует от древности только для того, чтобы раскрыть современность. Также я говорю: у совершенного мастера нет правил, а это именно и есть правила. Если без правил есть правила, то только тогда правила будут совершенными и занятие живописью будет иметь свою классическую основу. Узнав классическую основу живописи, художники будут изменять свою творческую силу, узнав правила, они будут мастерами изменений древности.

Ведь живопись — это великое правило-закон для проникновения в природу и для претворения ее в картине. Это есть изысканная красота форм гор и вод, переплавка предметов, созданных в древности и ныне, течение атмосферы-воздуха. Тот, кто с помощью кисти и туши изображает множество предметов природы и, проникая вглубь их, переплавляет их — это я сам.

Современные художники этого не понимают, а когда работают кистью, то говорят: "Можно положить в основу точки и складки (штрихи) такого-то мастера. Если не подражать такому-то мастеру, то при рисовании гор-вод будет невозможно передавать формы на долгое время. Ясность и спокойствие у такого-то мастера могут быть приняты за образец. Если не подражать такому-то мастеру, то умелая искусность в рисовании будет только зря обольщать людей". Вот почему в таком художнике для меня рабство, а не польза. Если принуждать подражать такому-то мастеру, то надо есть вместе с ним и его скудную похлебку. А что это даст мне?